Сергей Кургинян - Суть времени. Том 4

С чем это можно сравнить?

Есть так называемые «ячейки Бенара». Есть некий слой, который должен пропустить через себя определенное количество тепловой энергии. Пока это количество энергии носит нормальный характер, внутри слоя ничего не происходит — он просто больше или меньше закипает, быстрее движутся отдельные частицы. Он продолжает действовать как некая термодинамическая система.

Но если системе, каковой является этот слой, начиненный подобного рода движущимися частицами, дать не обычное задание, а запредельное задание и дать его правильным образом, то внутри слоя возникнут определенные ячейки — такие шестигранники или цилиндрики. Место хаотической передачи энергии займут другие способы, которые возникнут потому, что образуются эти самые «ячейки Бенара». В принципе, эти ячейки всегда изучали в синергетике, в теории нелинейных систем, потому что видели в них некий символ того, что запредельное задание, даваемое системе, которую побуждают к выполнению этого задания правильным образом, приводит к тому, что внутри системы начинается структурообразование. Система перестраивает себя под выполнение задания. Даже неживая система. И, тем более, живая.

Можно постоянно требовать от чувства, ума и воли, чтобы нечто было выполнено. И ум будет сходить с ума, чувство пережигаться, а воля ломаться, потому что окажется, что ты требуешь невозможного.

Можно отказаться от подобных требований и согласиться на то, что ум, воля и чувство таковы, каковы они есть, и нужно по одежке протягивать ножки. И тогда все закиснет, затянется ряской и постепенно превратится в ничто. Расползется.

Но можно правильно и очень аккуратно давать самому себе запредельные задания. Если их давать неправильно и неаккуратно, то произойдет слом. Но если это делать правильно, аккуратно, последовательно и тем способом, который уже понятен на основе огромного количества экспериментов, осуществленных в данной сфере, если это делать правильно, культурно, осторожно и настойчиво, то внутри ума, чувства и воли возникнут эти самые условные (беру в кавычки) «ячейки Бенара».

Это будет уже другой ум, другая воля, другое чувство. И дальше возникнет вопрос об этой самой когерентности: куда это будет направлено, в какую сторону, какие именно свершения это, став новым, сможет осуществить?

Ставка может быть сделана только на это. Это не политическая ставка в строгом смысле слова. Но в том-то и фишка, в том-то и закавыка, что все политические ставки приводят к проигрышу политической игры, а неполитические ставки, сделанные правильно, дают единственный шанс на возможность политическую игру выиграть.

Исходя из этого, я считаю, что сегодня Сверхмодерн имеет шанс быть реализованным. Сверхмодерном я называю общество, превратившее новую, целостную, разумную, страстную и волевую науку в культурообразующий фактор, то есть в определенную — не отрицающую религию — метарелигию, парарелигию (наверное, 'пара-' тут наиболее точное слово). Если вместо религии возникает подобная новая наука и если она проявляет культуротворческий, мощный потенциал, то формируется абсолютно новое общество — Сверхмодерн. Наука, ставшая парарелигией, преобразовавшая самое себя, вышедшая за так называемую гносеологическую рамку и при этом не переставшая быть наукой, отрицающая миф и вместе с тем внимательно всматривающаяся в него, как в свое великое прошлое, — вот такая наука может стать культуротворческой. А став ею, она может создать новое общество вокруг себя. Она может стать ядром этого общества.

Мне кажется, что определенные основания для такого преобразования науки сегодня существуют.

Наука подошла к очень опасному барьеру. Либо она берет этот барьер и переходит в другое качество, либо она одна может стать фактором уничтожения человечества.

Она непрерывно дифференцируется.

Совершенно непонятно, где она будет интегрироваться.

Невозможно иметь десять миллионов дисциплин, которые не стягиваются ни в какой единый системообразующий фокус.

Она напоминает сейчас такую оторвавшуюся, сорвавшуюся с цепи пушку на корабле в бурю. Я помню, меня с детства привлекал этот образ в произведении Гюго «1793 год». Вот такая наука мечется, как эта пушка по кораблю, сметая все. Она сама стала не спасением, а гибелью. Никто не может остановить ее неконтролируемый экстенсивный рост.

Она перестала отвечать на суперфундаментальные вопросы и бесконечно отвечает на вопросы частные. Причем сама уже научилась порождать все новые и новые вопросы или запросы, посильные для себя, те, на которые она может ответить. Но количество ответов не переходит в качество.

Наука стремительно дегуманизируется. И в этом смысле она вполне может стать и смертью человечества.

Но если она возьмет барьер и перейдет в новое качество, то она действительно может сформировать новый мегаисторический проект. И я убежден, что если где-то что-то подобное произойдет, то местом, где это произойдет, будет современная Россия. А средой, в которой это произойдет, будет вот эта мятущаяся, нагретая, растерянная и одновременно ищущая субстанция. Вот на эту почву должны упасть зерна с тем, чтобы здесь взросло нечто реально новое.

Сверхмодерн, конечно же, будет ориентироваться на новую картину мира. И одновременно с этим, он будет ориентироваться на новый источник культурогенеза. Потому что любой великий проект велик не в силу того, что он тем или иным образом отвечает на некоторые прагматические вопросы человечества. Да, он должен дать на них новые ответы. Он обязательно должен их дать.

Но проект велик в силу того, что он создает новую фазу культурогенеза. Он порождает новую великую культуру.

В самом слове «культура» есть часть «культ», и до сих пор именно классические культы порождали великие культуры. Культура, в которой мы живем, безусловно, христианская. Западная культура христианская. У нее есть языческие корни, она апеллирует к античности и так далее и тому подобное. Она шире классического христианства, но она культура, она не культ.

Человек, живущий в христианской культуре, вполне может быть при этом абсолютно светским. Просто он все равно использует определенный банк образов, символов. Его речь построена определенным образом. Соответствующим образом построено его мышление и его эмоционально-волевая сфера.

Этот проект остывает. Модерн решил, что он может отодвинуть на глубокую периферию культовое ядро, оставив культуру, которая-де, мол, не остынет, даже если ее освободить от культа. Ибо слишком много светских людей, а эти люди уже в культ не верят, и сделать культ осью уже невозможно. Ну, отодвинем это в сторону, отделим церковь от государства, скажем, что это частное дело каждого гражданина, а культура будет жить, и мы в ней будем жить…