Сергей Кургинян - Суть времени. Том 4

Итак, эта статья посвящена сближению наших государств, произошедшему в последнее время, и одновременно событиям в Ливии.

«Я понимаю, насколько объективно несвободны главы государств, обсуждающие вопросы интеграции. Они несвободны, потому что „положение обязывает“. Потому что их слышит весь мир. Потому что каждое их слово может быть задействовано против них оппозицией. Потому что они политические тяжеловесы и в принципе не могут позволить себе чрезмерно острых высказываний, не соответствующих их высочайшему статусу. И так далее.

Все это я прекрасно понимаю. И у меня действительно нет никаких претензий ни к статье Путина [14] Путин В. Новый интеграционный проект для Евразии — будущее, которое рождается сегодня // Известия. 03.10.2011. , посвященной интеграции, ни к статьям Лукашенко [15] Лукашенко А. О судьбах нашей интеграции // Известия. 17.10.2011. и Назарбаева [16] Назарбаев Н. Евразийский Союз: от идеи — к истории будущего // Известия. 25.10.2011. , посвященным этому же вопросу. Не потому у меня их нет, что я хочу сказать что-нибудь приятное данным политикам. Были бы у меня такие претензии, я бы их обязательно высказал — корректно и жестко. Как и всегда. Но у меня в данном случае претензий действительно нет.

Кроме того, я понимаю, насколько в нынешней ситуации необходимо быть осторожными, коль скоро хочешь реального сближения частей распавшегося государства…»

Это, между прочим, понимаешь, как только приезжаешь куда угодно: на Украину, в Казахстан… Ты понимаешь, что одно только резкое слово на тему «все, ребята, возвращаемся в прошлое…» — и там реакция очень острая, гораздо острее, чем в России. И, в общем-то, понятно почему. Почему именно, я сейчас прочитаю.

«Суверенитет — вещь соблазнительная для очень и очень многих. Как для элиты, между прочим, так и для народа. Поэтому считается, что распад империи в принципе необратим. Распавшиеся части, вкусив от суверенитета (и, в особенности, если это малые части, считавшие себя зависимыми. — С.К.) , влюбляются в него (в этот самый суверенитет) и ни за что не согласны на то, чтобы с ним расстаться. Одно неосторожное слово — и сближение превратится в свою противоположность. Это касается любого, кто говорит на эту тему. А уж глав государств — тем более.

Все так. Но я не глава государства, не высокопоставленный чиновник, не лицо, облеченное какими-либо полномочиями. И потому, в отличие от прочих, имею право говорить о том, о чем эти прочие права говорить не имеют.

Когда разбилась ваза… или ее разбили… словом, когда вы видите на полу осколки чего-то, что было вам дорого, — что вы будете делать?

Первый вариант — выкидывать осколки в помойку.

Второй вариант — использовать осколки, притворяясь, что они лучше, чем ваза. Вазой, например, ничего нельзя нацарапать на стене, а осколком можно.

Третий вариант — склеивать осколки.

Спросят: „Каким клеем?“ Это, в общем-то, хорошо известно. Клеем интересов — экономических, социа льных и иных. Нам выгоднее иметь общее экономическое пространство? Да, выгоднее. Ну, так давайте его сделаем! Нам выгодно отсутствие визовых ограничений? Нам выгодно еще и вот это… это… это… Так осторожно накладывается клей выгод и интересов на осколки бывшей империи Карла Великого, она же будущая Объединенная Европа. И вот уже и валюта одна… и парламент общий есть… и пространство безвизовое… да мало ли еще что.

Но только все помнят — жила-была ваза. Называлась — великий Рим. Потом ваза разбилась. И вместо нее — со страстной оглядкой на нее — создавались другие „вазы“. Создатели — Карл Великий, Карл Пятый et cetera — все время оглядывались на оригинал, создавая копии. И вместе с тем вместо античного стекла (из которого была выдута ваза под названием „Древний Рим“. — С.К.) использовали новое стекло — христианское.

В распоряжении де Голля или Аденауэра не было уже этого „стекла“. (Мир был уже светским, распавшимся на национальные государства. — С.К.) Но было точное понимание необходимости создания вазы из осколков под названием Франция, ФРГ и так далее. Осколки начали склеивать. И склеили, причем далеко не худшим способом.

Но ведь всем понятно, что ваза, склеенная из осколков, — это суррогатная ваза. И прочность не та, и швы видно, и воды в вазу не нальешь — протекает. А даже если не протекает, то… Словом, всем понятно, чем вещь, склеенная из осколков, отличается от неразбившейся вещи. Понятно, правда?

Спросят: „И что же вы предлагаете? Не склеивать? Оставить осколки валяться на полу XXI века?“

Нет и еще раз нет. Я буду поддерживать любую попытку что-то склеить. Я понимаю, как эти попытки важны для народов нашей страны. (Ну, если будет создан хотя бы Таможенный союз, то действительно экономические выгоды большие. Это не только экономические выгоды, это и другое, очень многое, что действительно нам нужно. — С.К.) Я понимаю также, в чем альтернатива этим попыткам. (НАТО у Смоленска — альтернатива такова! — С.К.) И наконец, я понимаю, что живые системы сильно отличаются от неживых. И потому моя метафора вазы условна. Как, впрочем, и любая метафора. (Достаточно хоть немного сблизить живые части, если там есть еще какая-то память об общей жизни, — они могут вот так вот схватиться… — С.К.)

Но только не говорите мне, что других вариантов просто нет. Что есть лишь три варианта: (1) выбросить осколки в помойное ведро, (2) восхвалять „драгоценную“ осколочность (вот эти суверенитеты. — С.К.), противопоставляя ее „омерзительной“ целостности (СССР. — С.К.), и (3) склеивать осколки между собой (экономическим клеем. — С.К.).

Есть четвертый вариант. Разжечь огонь. Позвать стеклодува. Кинуть в огонь осколки. Расплавить стекло. И выдуть из расплавленного стекла новую вазу. Спросят: „Что еще за огонь? Небось, опять вы о какой-нибудь мистике?“ (Метафизике. — С.К.)

Ни Боже мой! Речь идет о предельно конкретных вещах. Таких конкретных, что дальше некуда. И все главы государств прекрасно понимают, о чем именно идет речь. Только говорить они об этом не имеют права в силу обременяющей их статусности. А меня, повторяю, статусность не обременяет никоим образом. И говорить я имею право — что с меня взять-то, с театрального режиссера? А поскольку я убежден, что говорить об этом надо и что ничто в России не сотворяется без огня, то я и скажу.

Убит Каддафи или нет — я не знаю. Но только я знаю точно несколько вещей, имеющих прямое отношение к исторической судьбе народов прежде единого государства, к судьбе наших элит и наших абсолютно неэлитных сограждан. И я их хотя бы перечислю.