Александр Бузгалин - Анти-Popper: Социальное освобождение и его друзья

На самом деле об этом писали и до, и после Маркса практически все теоретики и практики-гуманисты, начиная от трактатов эпохи Ренессанса, включая огромный спектр работ гуманистов всей новой и новейшей истории и заканчивая работами Сартра, Фромма и советскими книгами по проблемам человека в философии 1960-х гг. Именно в этих гуманистических теориях раскрыта природа человека и те ценности, которые мы сегодня называем «общечеловеческими». Другое дело, что для марксизма характерна диалектическая трактовка природы человека, а именно — проведение связи между развитием общечеловеческих этических норм, обусловленных «родовой сущностью человека», с одной стороны, и наличием социально-классовых отношений, которые трансформируют нравственные формы человеческого сообщества в этические нормы исторически-ограниченных конкретных обществ и вызывают социальное деление и противопоставление этих норм у разных классов и групп — с другой.

То, что мораль является исторически-конкретной в различных социумах, было известно задолго до Маркса. Практически все крупные церковные реформации (а ведь «заведование» религии нравственными принципами является одним из проявлений отношений отчуждения в «царстве необходимости») со времен Лютера, а скорее всего и раннего христианства, проходили и как реформации нравственных принципов. Переход к нравственным нормам христианства был значительной революцией в этике по сравнению с нравственными нормами античности. Если мы сравним конфуцианскую мораль и мораль нового времени, здесь скачок будет не менее радикальным.

Более того, на протяжении всей добуржуазной истории противопоставление нравственных норм различных религиозных течений было достаточно очевидным. При внешнем формальном сходстве (нравственно все то, что отвечает идеалам господствующей конфессии, а все то, что не отвечает ее идеалам — безнравственно) эти принципы могли вызывать прямо противоположные конкретные действия и их нравственную трактовку. Так, крестовый поход и убийство язычников было действием совершенно нравственным с точки зрения христианства и, наоборот, борьба против неверных, в том числе их убийство, было действием сугубо нравственным со стороны мусульманских завоевателей и организаторов различного рода имперских походов, скажем, той же Оттоманской империи. Противопоставление нескольких морально-этических систем, выливавшееся в оправдание предельно античеловеческих поступков — инквизиции или фундаментализма, войн и убийств — довольно известный принцип нравственного релятивизма, и приписывать его марксизму по меньшей мере было бы странно. Во всяком случае, в отличие от многих, Маркс не стал выдавать нравственные принципы данного, конкретного общества и господствующих в нем социально-идеологических (например, религиозных) сил за универсальные человеческие ценности. Напротив, он предельно честно, открыто и по-научному строго показал реальные противоречия в нравственных позициях и различных классов, и различных обществ, и различных идейных течений. Подчеркиваю, не только классовые, но социальные противоречия во всем их богатстве вызывают и противоречия нравственных норм человека.

Маркс отнюдь не считал, что нравственно то, что принадлежит силе будущего (пролетариату). Он показывал, что как раз переход к будущему есть задача (причем решаемая постепенно как на протяжении всей человеческой истории, так и в процессе качественного перехода к будущему в процессе социальных революций) движения к той общественной системе, где общечеловеческие нравственные ценности будут реализовываться в предельно адекватных, а не отчужденных формах. Вот, собственно говоря, и все, что утверждает Маркс. Если говорить проще, то человеческая история в ее социально-этическом измерении, по Марксу, есть нелинейный, зигзагообразный процесс возрастания роли общечеловеческих ценностей и относительного снижения роли антигуманных социально-нравственных императивов. Это продвижение человеческого сообщества (действительно, сугубо нелинейное) все-таки присутствует, поскольку многие принципы, ранее выдвигавшиеся гуманистами лишь как абстрактные (этические установки, сегодня включены, скажем, в Декларацию прав человека и являются, по крайней мере формально, обшепризнанными нравственно-этическими ориентирами. Задача будущего состоит в том, чтобы те отношения отчуждения, в том числе в нравственной сфере, которые господствуют сегодня, были сняты в процессе социального освобождения. Как именно — это сложнейший и интереснейший вопрос, но в любом случае речь идет не о том, чтобы нравственность, стоящую на стороне капитала как господствующей силы сегодняшнего общества, заменить на нравственность, стоящую на стороне пролетариата как силы будущего общества. В теории марксизма, подчеркиваю, такой идеи просто нет. Другое дело (и здесь мы опять обращаемся к практике «реального социализма»), что де-факто имело место объявление нравственным всего того, что соответствует задачам строительства коммунизма в конкретной стране, под руководством конкретной партии. Это было подспудно реализовано в практической этике сталинской системы. Я подчеркиваю эти существенные «нюансы», поскольку формально этическими принципами «реального социализма» были все те же нормы, которые зафиксированы в Декларации прав человека. Достаточно сравнить при этом «Моральный кодекс строителя коммунизма» и Декларацию ООН 1948 г., и мы увидим, что основные нравственные аспекты этих документов совпадают. Как ни странно, Поппер в данном случае сам соглашается с этим, поскольку отмечая те нормы, которые он считает достойными, он повторяет, как ни странно, все тот же «Моральный кодекс строителя коммунизма», который, в свою очередь, повторяет некоторые стандартные общечеловеческие нравственные заповеди. В данном случае я хочу не столько превозносить упомянутый документ хрущевской эпохи, сколько показать, что даже в условиях «реального социализма» формальная сторона этики требовала и провозглашала приоритет общечеловеческих ценностей как практического гуманизма, к реализации которого ведет социально-классовая борьба пролетариата.

Рассмотрим, насколько справедлива попперовская идея о противопоставлении морального консерватизма, морального модернизма и морального футуризма. По Попперу, они все тождественны по своей теоретической структуре, поскольку, с точки зрения нравственных позиций, они являются примерно одинаковыми. Хотелось бы отметить, что в исторической трактовке морали у Маркса присутствует иная оппозиция. Это не оппозиция консерватизма, модернизма и футуризма с точки зрения того, какую господствующую силу, какие отношения отчуждения, выражаясь языком Маркса, надо нравственно-этически оправдывать. Задачей марксизма (и теория эту задачу, мне кажется, решила) является показ того, что в каждом конкретном обществе присутствуют конкретные отчужденные формы проявления общечеловеческих моральных принципов, и конфликт общечеловеческих моральных принципов с конкретными социальными формами нравственности, в большинстве случаев противоположными этим ценностям, является одним из важнейших в этике каждого из конкретных обществ. В этом понимании эволюционных и революционных различий в этических позициях конкретных, исторически-определенных систем, в понимании исторического качественного скачка при переходе от «царства необходимости» к «царству свободы» и проявляется историзм Маркса. Пожалуй, этим и ограничимся. Если убрать слова Поппера о консерватизме, модернизме и футуризме (не знаю, он их первым придумал или нет; думаю, что нет), то остается обвинение марксизма в отрицании общечеловеческих ценностей и нравственном релятивизме, который сводится, в конечном итоге, к оправданию как нравственных любых действий пролетариата. Критику этой теории мы уже дали. При этом, мне кажется, Карлу Попперу надо было бы быть по меньшей мере чуть более скромным в своих заявлениях, ибо здесь он, как и во многих других случаях, считает собственные утверждения истиной в последней инстанции, и неизбежны сомнения, насколько нравственна такая позиция ученого. Чего стоит хотя бы следующее положение: