Гелий Клеймёнов - Правда и неправда о семье Ульяновых

«Не однажды по земской линии отмечали отсутствие пары лошадей, которые были закреплены за уездным врачом. Утром бидарка – двухколесная повозка, на месте, а лошадей нет. Дмитрий Ильич отправлялся с Фанни в романтические путешествия на Тарханкут. От Евпатории это более 60 верст, поэтому без ночевки туда и обратно обернуться было бы очень утомительно. Ну и спешить им было некуда: вокруг потрясающие пейзажи, море с рыбацкими шхунами, пустынная степь с дрофами, развалины древнегреческих крепостей и городищ. Отдохнуть от верховой езды они останавливались в трактире «Беляуская могила» - на полпути, возле озера Донузлав, а ночевали в имении вдовы Поповой в Оленевке. Такие по-настоящему романтические прогулки только укрепляли их взаимные чувства. Их роман вполне мог закончиться свадьбой, если бы в их отношения не вмешались партийные товарищи. Эсеры не хотели, чтобы их соратница в это революционное время перешла в лагерь политических конкурентов – стала женой брата лидера большевиков! Фанни просто попала под жесткий прессинг своих товарищей и боевых подруг, и, в конце концов, брачному союзу предпочла революционную борьбу. Для чувствительного Дмитрия Ильича это стало серьезным испытанием, горечь расставания он заливал добрым крымским вином в погребках».

«Следов бурной революционной борьбы до 17 года, которую ему приписывают, я нигде в архивах не встречал. Ну, был он членом РСДРП, ну может, выполнял какие-то поручения. Но ничего сверх крамольного он здесь не совершал. А если что-то и делал, то это было настолько мелко, что на него полиция толком не обращала внимания. Ну, мелкий он был в этом плане человек. Мне любопытно другое в этой связи. 1918 год, пала власть большевиков в Крыму. Немецкая оккупация. А родной брат Ленина спокойно живет в Евпатории, его не трогают. Потом приходят части Антанты. Я думаю, он не очень-то афишировал своё родство с Лениным, иначе его бы в то лихое время либо пристрелили просто-напросто, либо тут же схватили, либо немцы, либо белая контрразведка – это какой же козырь: держать брата Ленина в заложниках».

«Мне если честно, Дмитрий Ильич очень симпатичен, - заканчивает свою историю краевед Вячеслав Григорьевич Зарубин. – Он как-то вжился в Крым, такой образ своеобразного крымского интеллигента со свойственными такому типу южными похождениями. Мог и романс спеть своим простуженным тенором, подыгрывая на гармошке. Такой добродушный, веселый гуляка. Он весьма отличался от своего брата и был человеком совершенно другого склада. Ничего плохого о нем сказать нельзя, наоборот, он еще кучу народа спас».

Экскурсовод Павел Хорошко вторит Зарубину, утверждая, что «1917 год в жизни Ульянова-младшего скорректирован биографами так, чтобы его с Евпаторией никакие события не связывали и переводят его из Крыма в Одессу до середины осени – делопроизводителем управления санитарной части армии на Румынский фронт. Но крымские газеты того времени сообщают, что Дмитрий Ильич живет и работает в Евпатории и к нему собирается в гости Ленин!

«На самом деле, Дмитрий Ильич поселился в нем (« в Доме каторжан» - от авт.) раньше, сразу же, как получил место уездного врача – развивает свой рассказ Павел Хорошко. В своей аргументации он опирается на сообщение, что «Евпаторийский Совет рабочих и солдатских депутатов, как сообщала «Ялтинская Новая жизнь» от 6 мая 1917 г., даже заслушал доклад и признал приезд Ленина нежелательным: «Совет обратился к начальнику гарнизона с просьбой выделить караул для ежедневной поездки на станцию «Саки» с целью недопущения проезда Ленина в Евпаторию. Если бы Ленину удалось другим путём проскользнуть в Евпаторию, было, решено немедленно арестовать его и выслать из города».

На самом деле это была обычная газетная утка. Ленин только что прибыл из-за границы в Петербург, был в то время в России личностью не достаточно известной, но власти предпринимали все возможные шаги, чтобы вызвать негативную реакцию у населения по отношению ко всем прибывшим издалека и пытавшимся вмешиваться в государственные дела.

«В Евпатории - по словам Павла Хорошко, - «подметили, что Дмитрия Ульянова ухаживания за Каплан были чем-то большим, чем курортный флирт. Бывшая каторжанка буквально расцветала на глазах, ее видели в красивых платьях на вечернем моционе по набережной. А доктор щеголял в офицерской форме».

Финал этой истории Павел Хорошко представил так: «Дмитрий Ильич убедил Фанни, что ей нужна операция на глаза и дал рекомендации к известному профессору-офтальмологу Л.Л. Гиршману. в Харькове. Операция состоялась в июле 1917 года и прошла успешно. К Фанни частично вернулось зрение. В Харькове Фанни встретила своего любимого Мику, Виктора Гарского. За вооруженное ограбление банка в Одессе он провел в тюрьме десять лет. В марте 1917 года революционная толпа освободила заключенных Одесской тюрьмы. Когда они встретились, Виктор Гарский был председателем объединенного профсоюза в своей родной Бессарабии. Проведя несколько ночей с Фанни, он ее бросил, по всем сведениям, они больше не виделись. В августе 1917 года Фанни Каплан вернулась в Крым, но она его больше не интересовала Дмитрия, она устроилась на работу заведующей курсами по подготовке работников волостных земств с окладом 150 рублей.

«Официально было объявлено, что во В.И. Ленина стреляла 30 августа Фани Каплан. Без суда и следствия ее 3 сентября 1918 г. комендант Кремля Павел Мальков убил выстрелом в затылок. Труп террористки сожгли в железной бочке. До 3 сентября ее допрашивали несколько раз и не все протоколы опубликованы, - как утверждает Хорошко. – Известно, что десять страниц отсутствуют, как раз связанных с показаниями о ее пребывании в Крыму. Мы даже предположить не может что там записано. Но я уверен, что они не уничтожены, а находятся в каком-то отдельном хранении, а где это хранение – нужен особый дар исследователя, который поймет, куда могли переложить эти бумаги. Как я понимаю, задачей более позднего большевистского времени было максимально отвести Фанни Каплан от Дмитрия Ульянова. Максимально! При «канонизации» Ленина, превращении его в «святого» задача ставилась, чтобы и в его семье все были святыми. Что им в принципе и удалось сделать».

Имя Фанни Каплан осталось в истории в связи с покушением на Ленина. Биографы ее жизнеописание начинают с 22 декабря 1906 г., когда в Киеве взорвалась бомба в гостинице «Купеческая» на Подоле в номере, в котором остановилась 16-летняя Дора-Нахумовна Ройд-Ройтблат-Ройдман с 18-летним молодым человеком Виктором Гарским. Ее арестовали с паспортом на имя Фейги Хаимовны Каплан. Ее отец, Нахум-Нахим-Хаим Ройтблат-Ройтман, работал меламедом – учителем хедера, то есть начальной еврейской школы. Ее возлюбленный Мика, Виктор Гарский, бежал. В результате взрыва бомбы, скорее всего, случайного, осколками ранены были правая рука Фанни, правая ягодица и левая голень. К тому же от взрывной волны ее контузило. На допросе Фанни Каплан все отрицала, она утверждала, что взрыв произошел неожиданно для нее, когда вошла в комнату. Виктора не выдала. За участие в подготовке покушения на генерал-губернатора суд приговорил ее к смертной казни. От исполнения этого приговора девушку спасло то, что она была несовершеннолетней. Расстрел заменили бессрочной каторгой. Отправили Фанни Каплан в кандалах в далекий Нерчинский округ Забайкалья, где на Акатуйской каторге она провела 10 лет. Непосильный для нее труд на свинцово-серебряных рудниках и суровый климат существенно сказались на ее здоровье – переболела она неоднократно туберкулезом, ухудшилось зрение, а в начале января 1909 она полностью ослепла. Через три года темноты к Фанни частично вернулось зрение. Были у нее нервные срывы, попытки самоубийства. За десять лет она так изменилась, что ее невозможно было узнать. Освобождение пришло в феврале семнадцатого. Правительство Керенского издало закон об амнистии каторжан. Фанни Каплан приехала в Москву в апреле 1917 г., где она поселилась у своей подруги по каторге, Анны Пигит, на Большой Садовой. В мае месяце ей, как бывшей каторжанке, выделили путевку в Евпаторию, где был открыт «Дом каторжан».