Сергей Кургинян - Суть Времени 2012 № 2 (31 октября 2012)

При осуществлении данных утопических построений задействовалась очень сомнительная метафора. Мол, был исторический прецедент… Граф Пален сначала осуществил необходимые действия, а потом, совершив их, сказал Александру I: «Государь, идите властвовать!» Какие именно действия исполнил граф Пален перед тем, как сказать Александру I эту знаменитую фразу, общеизвестно. Станиславский называл такие действия «простыми физическими». Граф Пален не «росчерком пера» добывал власть для Александра I — он использовал для дóбычи предмет под названием табакерка.

Как мы видим, и риторика, и практика действий либералов по отношению к Путину вполне подходит под определение «политическая война». Но, может быть, речь все же идет о войне, в которой противника сначала дискредитируют, связывая с определенной идеей (мол, погряз, негодяй, в идеологической пакости, что называется, по самое не могу), а потом свергают политически, выводя людей на площадь? Вроде бы именно так все и полагается делать.

Но поразительно, в какой степени действия либералов против Путина опровергают такой канон.

Мне лично на память приходит только один пример аналогичного ускользания от сопряжения противника с какой-либо мерзкой идеей. В конце 1990-х один массмедийный олигарх очень хотел радикально разобраться с массмедийной (да и идеологической тоже) империей другого олигарха. Поскольку империя другого олигарха была идеологически невероятно вредной, то «зачистка» этой империи имела ценность с общенациональной, патриотической точки зрения. Но воевавший против этой империи олигарх категорически отказывался связывать враждебную ему империю с той идеологией, которая и превращала эту империю в нечто особо ненавидимое всеми патриотическими силами.

Олигарх хотел нанести мощный политический удар по врагу и страшно боялся идеологизировать этот удар. Потому что он понимал, что идеологизация подобного рода — это бумеранг. Сначала будет убит его враг, а потом — он сам.

Сходное происходило и в ходе выборов 2011–2012 годов. Люто ненавидя Путина и стремясь уничтожить его любой ценой, либералы категорически не хотели вести идеологическую войну с путинизмом. И предприняли все возможное и невозможное для того, чтобы война с путинизмом стала политической и только политической. «Деидеологизированная политическая война — это нонсенс», — скажете вы. Так-то оно так. Но давайте разберемся — хотя бы для вящего понимания природы чисто политических войн — в том, как именно этот самый «нонсенс» устроен.

Под каким идеологическим флагом могли либералы воевать с Путиным?

Под либеральным? Но разгром Сванидзе и Млечина на «Суде времени», беспрецедентные по охвату социологические опросы, которые провела организация «Суть времени», — все это показало, что идти на выборы под антисоветским и антисталинским идеологическим флагом может только самоубийца.

Взять открыто неосоветский флаг и обвинить Путина в антисоветизме? Увы, либералы уже слишком сильно им, антисоветизмом замарались, и их крутому повороту в сторону советизма никто бы не поверил. Кроме того, наши либералы всегда ориентировались на некое московское мобилизуемое энергичное, мускулистое меньшинство. Они понимают, что если на улицу и выйдут антипутинские толпы, то это будут толпы, состоящие из так называемых успешных людей. А подобные люди не примут просоветских идеологем как основы антипутинской мобилизации. Да, именно в качестве основы! В качестве дополнительного элемента данный контингент готов принять не только удальцовских леволибералов, но и зюгановцев. Но основным элементом, вокруг которого все остальное должно вращаться, должен быть накаленный антисоветский либерализм. Убедительный для Запада. Да и для самого антипутинского — прозападного и успешного — контингента.

Либералы ни за что не откажутся от опоры на это меньшинство. Потому что именно опираясь на него, они разрушили Советский Союз. Именно опираясь на него, они расстреляли Дом Советов. И так далее.

И, наконец, в той мере, в которой речь шла о замене Путина Медведевым, идеологизация могла быть только антисоветской. Ведь Медведев был изначально более антисоветски настроен, нежели Путин. А в ходе своего президентства он создал специальный Совет по десоветизации и десталинизации, возглавляемый Федотовым и Карагановым.

В связи с этим либералы яростно уклонились от идеологической войны. Но это никоим образом не помешало им вести войну собственно политическую. Более того, выборы 2011–2012 годов являются ярчайшим примером осуществления политической войны в условиях фактического обнуления всего, что связано с идеологией. И именно по этой причине данные выборы представляют интерес для тех, кто изучает методы ведения политической войны. Ведь как говорится, еще не вечер. И изучение способов отделения идеологии от политики представляет, согласитесь, интерес отнюдь не только с академической точки зрения.

Либералы могли добиться собственного выигрыша в политической войне, только сформировав предельно широкий антипутинский фронт (в диапазоне от нациков до Зюганова) и обеспечив себе господство над этим фронтом. Но как обеспечить себе такое господство? Тут мало захватить трибуну митинга, взять под контроль финансирование и информационное обеспечение, протянуть нити своего управления во все сегменты формируемого фронта.

Тут нужно было еще изобрести словечки «режим» и «нелегитимность». Словечки — деидеологизированные и потому как бы для всех приемлемые, словечки, никому не понятные кроме самих либералов и до отказа начиненные нужным либералам скрытым антинародным смыслом. Подчеркну еще раз, что никакая идеология задачи не решала, а такие словечки — напротив, ее решали.

А раз так — давайте разбираться с этой самой загадочной «легитимностью». Причем не по-профессорски, а с ориентацией на большую политику.

Я мог бы порассуждать о Платоне и Аристотеле с их концепциями легитимации (то бишь оправдания) власти. О Локке с его смещением источника легитимности с божественного права королей на согласие народа. А также о Максе Вебере, который выделил идеальные типы легитимации власти. И о современных ученых, развивающих идеи вышеуказанных корифеев.

Но пусть читатель, если хочет, сам займется чем-то подобным. Я же краткости и ясности ради напомню читателю анекдот: «Ереванское радио спрашивают, что такое снег. Ереванское радио отвечает: «Как тебе, дорогой, объяснить? Ты что такое персик, знаешь? Так вот, снег — это совсем наоборот».

Переходя от анекдота как разъясняющей метафоры, к так называемым апофатическим определениям (снег — антиперсик — это и есть апофатическое определение), я утверждаю следующее.