Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 11 (16 января 2013)

Сравним это с тем, как описывает «глобальное пробуждение» Збигнев Бжезинский в книге «Второй шанс»: «…Пробуждение затрагивает широкие социальные слои и радикально в политическом отношении… Почти повсеместный доступ к радио, телевидению и все расширяющийся интернет создает сообщество, стремящееся к одним и тем же ценностям и имеющее одни и те же предметы для зависти, что может быть гальванизировано и направлено демагогичными политическими религиозными страстями. Эти энергии проходят сквозь суверенные границы и угрожают как существующим государствам, так и существующей глобальной иерархии, на вершине которой до сих пор покоится Америка».

Подходы Ахмадинежада и Бжезинского к понятию «пробуждение» принципиально враждебны друг другу. Ахмадинежад говорит о «пробуждении» как о священной задаче, а Бжезинский как о вызове, с которым Америке необходимо справиться. Кроме того, Бжезинский употребляет термин «пробуждение» именно как политологический, сугубо светский, и использует его, обсуждая ожидаемые им изменения глобальной политической архитектуры. Ахмадинежад же в своей речи о «весне» придает этому термину радикально-религиозный смысл.

Для нас было бы наиболее правильным воспринимать идеологические построения Ирана с необходимой долей отстраненности.

Потому что иранские представления о «весне» не только религиозны донельзя (то есть адресованы явно не всему человечеству), но и пронизаны крайне определенной шиитской религиозностью. Кроме того, у нас не может не возникнуть по этому поводу сложных чувств. Ведь когда-то СССР называли «весной человечества». Не слишком ли поспешно Ахмадинежад хоронит марксизм и коммунизм, вместо того чтобы искать с ними содержательного диалога, как это делала теология освобождения?

Однако при всех этих оговорках (а их можно было бы продолжить) пафос Ахмадинежада нам гораздо ближе пафоса господина Бжезинского. Оговорив это, надо оговорить и другое. И Бжезинский, и Ахмадинежад находятся в одном пространстве стратегических смыслов и по-разному оперируют сходными категориями. А мы? Неужели мы не понимаем, что отсутствие нашего представления о высших смыслах и вытекающих из них стратагемах может обернуться опаснейшими последствиями? Что не участвуя в мироустроительной войне (а именно ее ведут Бжезинский и Ахмадинежад), мы можем вместо воюющей стороны стать тем, за что воюют? Ведь не зря кое-кто уже поговаривает о войне за «русское наследство». Стоит ли отмахиваться от таких разговоров? Ведь Бжезинский и Ахмадинежад буквально ведут войну за наше наследство в виде слова «весна» и всего, что из этого слова следует. А следует из этого очень и очень многое.

Обозначенный нами конфликт взглядов на суть мирового процесса (к числу инструментов формирования которых относятся и такие понятия, как «весна» и «пробуждение») сложно и накрепко увязан с тем, как будут протекать в дальнейшем мироустроительные войны — и вовсе не только на Ближнем Востоке.

Потому России остро необходимо иметь собственное мнение на этот счет, а не быть потребителем чужих взглядов и оценок, что всегда ведет к поражению. Тем более что в истории нашей страны было — и есть! — свое представление о том, что такое «весна человечества».

Концепты постмодернизма. Аналитическое отступление

Юрий Бялый

Расхожее представление о том, что постмодернисты отрицают реальность любого бытия, — глубоко ложно. Реальность любого бытия отрицают пациенты сумасшедшего дома. Например, герой гоголевских «Записок сумасшедшего». Да и то речь может идти только о частичной потере чувства реальности. Если бы герой Гоголя вообще потерял чувство реальности, мы бы о нем не стали читать.

Вспомним известный анекдот о докторе, который долго убеждал больного, что он Сергей Петров, а не зерно. Больной принял аргументы доктора. Подробно рассказал доктору о том, что он Сергей Петров, а не зерно. Прошел необходимые тесты. Потом вышел на улицу, увидел петуха и побежал от него опрометью. А когда доктор спросил его: «Но вы же знаете, что вы Сергей Петров, а не зерно», — больной ответил: «Я знаю. Но петух не знает. Он ведь не мог, как я, с вами обстоятельно побеседовать».

Не лишенный актуальности вопрос: данный больной лишен чувства реальности или нет? Отвечаем: хотя он и больной, но он чувства реальности никоим образом не лишен. Просто она у него искажена. Для него мир бесед с доктором — это виртуальный мир. В этом виртуальном мире он может укоренить свою виртуальную идентичность «Сергей Петров». А в реальном мире он — не Сергей Петров, а зерно. Поэтому когда он выходит в реальный мир, он бежит от петуха. Да, у Сергея Петрова произошла рокировка — реальность, в которой он является Сергеем Петровым, стала для него виртуальностью. Но разница между реальным и виртуальным осталась, правда же?

Те, кто убеждает нас, что постмодернисты сошли с ума еще больше, чем Сергей Петров из анекдота, ссылаются на Платона. Мол, и у Платона, есть разделение между совершенными, идеальными прототипами вещей — эйдосами — и несовершенными материальными проявлениями этих эйдосов. То бишь вещами как таковыми. Но разве Платон, говоря об эйдосах, считал их нереальными? Только они-то для него и были полной реальностью! Реальностью абсолютной, совершенной.

Вещи могли каким-то образом выводить того, кто их правильно осмысливает, в пространство подлинной, высшей реальности, обеспечивая встречу аж с самими эйдосами.

Связаны были вещи с эйдосами? Безусловно. Были вещи реальны? Да, отчасти. Поскольку они связаны с эйдосами. По-настоящему же реальны были только эйдосы. Отчасти реальные вещи и полностью реальные эйдосы — вот что такое Платон.

И в чем тут особое отличие от ленинской теории отражения? Есть реальность, которая бесконечно сложна и лишь в какой-то степени явлена в том, что мы имеем в качестве опыта. Материальная реальность в ее безмерной сложности — абсолютно реальна. «Электрон так же неисчерпаем, как атом; материя бесконечна, но она бесконечно постижима», — утверждает Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме».

Итак, реальность в ее безмерной сложности абсолютно реальна. Наши отражения ее в опыте — лишь частично реальны. Но по мере познания они становятся все более реальны и все более приближают нас к абсолютной реальности, которая СУЩЕСТВУЕТ.

Существует ли она в этом абсолютном виде в качестве эйдосов в пещере Платона или в качестве ленинской бесконечной материи — конечно, важно. Но намного важнее то, что она СУЩЕСТВУЕТ. Она существует и у Ленина, и у Платона. Когда Ленин говорит о том, что борются две линии — Платона и Демокрита — он имеет в виду две конкурирующие школы, в равной степени признающие существование абсолютной реальности. Но одна из школ (Демокрита) называет этой реальностью материю, а другая (Платона) называет ею, скажем так, эйдосы и то, что выше них (более строгое рассмотрение этого вопроса уведет нас от существа темы).