Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 11 (16 января 2013)

А вот когда в реальности труд поруган, а в виртуальности мы воссоздаем звание Героя Труда, — то это совсем другой мир. Это мир, где виртуальное никак не связано с реальным и, более того, противостоит ему. Поруганность труда нарастает — одновременно с помпезностью наград за труд. Реален ли этот мир? Вполне реален! Но речь идет о «двуслойной реальности». Одна — в которой реально живут каждый день. И каждый день ощущают, что их труд поруган, недооценен, попран. Другая — та, в которой по телевизору говорят о величии труда.

В чем задача тех, кто формирует такую двуслойность? В том, чтобы трудящийся получал за недооцененность, поруганность, попранность его труда некую виртуальную компенсацию.

В пределе получается, что мир телевидения, интернета, потом каких-нибудь голографических изображений, должен полностью насытить человека виртуальными смыслами. А мир, в котором человек работает, обзаводится семьей, вступает в отношения с другими членами общества, постигает реальность в ее бесконечной сложности, — должен быть у человека изъят. То есть от него отчужден.

Это, кстати, и есть теория отчуждения Маркса. Только Маркс ненавидел отчуждение и называл его предельной формой эксплуатации. Маркс требовал революции, меняющей облик мира ради того, чтобы отчуждение не нарастало. И думал о том, как уничтожить все формы отчуждения. Включая те, которые связаны с разделением труда.

А постмодернисты хотят, чтобы человек вкалывал как скот в мерзком реальном мире, а потом включался в виртуальность и жил там, так сказать, полноценно. Чтобы в реальном мире у него не было ни друзей, ни врагов, ни родственников, ни соседей, ни любви, ни дружбы, ни ненависти, — ничего. Чтобы он в этом мире выполнял тупые, животные, минимальные функции — и за это получал право подключиться к виртуальной реальности. В которой у отчужденного от подлинной реальности человека будет все — возлюбленная, друзья, враги, единомышленники. Там будут возникать партии, армии, бог знает что еще. Там будут происходить сражения, выборы и так далее. А управлять этой виртуальной реальностью будет узкая группа властителей.

Поскольку полностью заменить реальную реальность подобная голографическая фигня не может — то начнутся о-го-го какие проблемы. Ведь в реальной реальности, если ты воюешь, тебя могут убить. И став членом одной партии, ты должен бороться и не переходить назавтра в другую партию. И возлюбленная у тебя должна быть одна, и друг, и жертвовать всему этому надо по-настоящему. А в виртуальной реальности все может происходить иначе. Сегодня ты Ромео, а завтра Яго. А потом Гамлет. То есть никто.

Если сегодня ты одно, а завтра другое, то ты никто и звать тебя никак. Личности нет. Есть виртуальный пластилин, которым управляют хозяева виртуальной реальности. Той псевдореальности, которая для человека должна стать важнее настоящей реальности.

Какая тебе разница, что происходит на земле с источниками энергии, кого истязают и убивают, кто, где и с кем воюет? У тебя есть компьютер. И в нем идут такие войны, по отношению к которым и Ливия, и Сирия, и Ирак — это ерунда на постном масле. И Россия — тоже…

Много раз это было все описано, причем не без сочности. Но многие так и не хотят понять, о чем идет речь, и почему постмодернизм приобретает такое значение.

Возьмем такого советского поэта, как Андрей Вознесенский. Открываем его «Антимиры» и читаем:

Описав в точности тот мир, который хотят построить постмодернисты, Вознесенский продолжает:

В этих строках что говорится? Что виртуальный мир, в который погрузятся Букашкины, может быть сколь угодно аляповато-фантасмагорическим, но, по сути, он будет цвета промокашки. Какова реальная жизнь — таковы и фантазии (ленинская теория отражения). Если реальность цвета промокашки, то и видения будут цвета промокашки.

Но разве Вознесенский первым поднял эту тему? Она стара, как мир. Всегда шел разговор о внутренней реальности и ее прерогативах. Не об этом ли за много столетий до Вознесенского говорил герой Шекспира: «Поместите меня в скорлупу ореха — я и там буду чувствовать себя повелителем бесконечности. Если бы не мои дурные сны…».

Дурные сны… Сны вообще. Тысячелетиями обсуждается проблема внутренней реальности, смысл этой реальности, ее соотношение с реальностью как таковой.

В чем же новизна постмодернизма? Что нового он может сказать по этому поводу после романтиков тех или иных школ, после сюрреалистов и так далее? Даже отрываясь от тоскливой, гнетущей его реальности и уходя в пространство снов и видений, человек не переставал мечтать об иной реальности. И осознавал, что он куда-то бежит от наличной реальности в силу ее несовершенства.

Бегство человека от реальности было, во-первых, бегством в свой внутренний мир — и это крайне важно. И, во-вторых, оно было именно бегством. Бегущий знал, что он убегает. Знал, почему он убегает. И знал, что есть то, откуда он убегает.

Новизна нашей эпохи не в том, что в ней завелись какие-то ужасные постмодернисты. А в том, что в ней появились совершенно новые технические возможности. Эти возможности предоставил сначала телевизор, потом компьютер. А далее эти возможности будут стремительно нарастать.

И опять же, дело не в возможностях. А в том, кто и как их использует. Одни и те же возможности можно использовать по-разному. Ядерная энергия может уничтожить человечество или согреть его. Гениальность Маркса состоит в том, что он, пожалуй, впервые в полной мере зафиксировал, что нет возможностей вообще. Есть возможности, находящиеся в руках у того, кто как-то их использует. Возможности, находящиеся в руках у трудящихся, используются во благо человечества. Возможности, находящиеся в руках у господ, используют господа для утверждения господства. Любой другой подход к исследованию постмодернизма ведет в тупик.

Постмодернизм — это тончайшее и опаснейшее оружие, с помощью которого господа могут использовать новые технические возможности виртуализации мира для порабощения человечества. Еще и еще раз подчеркнем, что никогда в распоряжении человечества не было таких средств виртуализации, какие имеются сейчас. Еще столетие назад не было и тысячной доли этих средств. Виртуализация не была поставлена на поток, индустриализована — а значит, отчуждена. Ведь все, поставленное на поток, имеет хозяина. В простейших случаях хозяин очевиден (такой-то телеканал делает то, что хочет имярек). В более сложных случаях все обезличено, но это не значит, что хозяина не существует.