Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 15 (13 февраля 2013)

Все мы прекрасно понимаем, что и в Европе, и в США, и в Азии, и в Латинской Америке оппозиционные партии поддерживают одни решения глав государств и не поддерживают другие. Причем поддерживают они те решения, которые созвучны их собственным представлениям о национальных интересах.

Другую позицию занимают только психически не вполне здоровые люди. Когда белоленточники непристойно завыли по поводу Жерара Депардье и начали называть его «Жёпардье» только за то, что он похвалил Путина, СССР и Россию, у меня возникло ощущение, что у них и впрямь наметился крен в сторону элементарного нездоровья.

Наша оппозиционность имеет здоровый и предельно четко выраженный характер.

Да, президент России Владимир Путин сказал в своем Послании нечто диаметрально противоположное тому, что говорит господин Ланин. Но почему тогда господин Ланин сохраняет влияние, и немалое, на процессы в нашем образовании? Почему под диктовку Ланина наше образование подвергается чудовищному насилию, уродуется, оскверняется?

Что происходит в Перми и других городах России? Почему там на бюджетные деньги создаются псевдомузеи, директора которых сами говорят, что их задача не в том, чтобы блюсти музейную правду, а в том, чтобы заниматься пропагандой антисоветизма и внушать населению ненависть ко всему советскому?

Чем завершатся попытки господ типа Гельмана издеваться над Россией, выдавая эти издевательства за новое слово в искусстве?

Список таких оппозиционных вопросов к власти, явным образом проявляющей глубокую и неслучайную непоследовательность, можно было бы продолжить. Наличие этого списка и определяет нашу оппозиционность.

Но почему власть проявляет подобную непоследовательность? Серьезный ответ на этот вопрос немыслим без анализа международной обстановки.

Поворотной точкой в отношениях между США и Россией стало принятие американцами преступного, вопиюще неправового «акта Магнитского». А также то, как на это американское безобразие ответила и власть, и вся политическая Россия. Подчеркиваю — не «Единая Россия», а именно вся политическая Россия. А также то, как белоленточники отреагировали на наш консолидированный ответ американцам, плюнувшим в лицо не власти, а всей стране.

Белоленточники стали неистово вопить о том, что американцы правы, а их противники, то есть вся политическая Россия, — людоеды и подлецы. Белоленточники нагло лгут о благородстве Магнитского, из коего якобы вытекает правомочность беззаконного «акта Магнитского», принятого американским Конгрессом.

Но, во-первых, ничье благородство не может оправдать беззакония. А, во-вторых, реальный Магнитский — это соучастник преступления, а не благородная жертва.

Есть документальные доказательства того, что Магнитский действовал вместе с крупнейшим международным авантюристом Браудером. И что он вместе с Браудером совершал уголовно наказуемые деяния.

Есть также доказательства того, что Браудер был партнером банкира Сафры. Что именно в банк Сафры были в 1998 году переведены 4,8 миллиарда долларов, которые должны были не допустить краха наших ГКО. И что эти деньги были украдены. Тем самым, Магнитский — это мелкий уголовник, входивший в очень большую банду, осуществившую против России преступление века. Это преступление до сих пор осталось не расследованным.

Все прекрасно понимают, что историю с якобы благородным Магнитским, погибшим от рук ужасных злодеев, раскрутил именно Браудер, спасаясь от наказания. И что если даже против Магнитского и были совершены преступления, то это не отменяет того факта, что и сам он совершал преступления. А также соучаствовал в крупнейших преступлениях.

Обвинения Магнитского в адрес своих гонителей американцами были приняты, мягко говоря, некритически. Это создает прецедент, по которому любой обвиняемый может, обвинив своих обвинителей, быть поддержан на международном уровне. Речь идет о посягательстве на все правовые устои. А также на национальный суверенитет. Если США могут так вести себя по отношению к российским заключенным, то и Россия обязана вести себя аналогично? То же самое с поведением Пакистана по отношению к индийским заключенным (а также наоборот)? Во что превратится мир, если такой подход восторжествует в международном сообществе?

Наконец, и официальный Лондон, и США отказались даже обсуждать претензии России к зарубежным фигурантам дела Магнитского. И, прежде всего, к руководителю и покровителю Магнитского Браудеру. Это не просто оскорбительно. Это является беспрецедентным оскорблением страны — страны, а не тех или иных ее должностных лиц! По сути это означает, что завтра по любому произвольному обвинению может пострадать за рубежом любой гражданин России.

Но в таких случаях страна, которая делает первый шаг, никогда не сходит с выбранного пути. Всем ясно, что «актом Магнитского» все не ограничится. Что американцы встали по отношению к нам на путь холодной войны. И что, сделав первый шаг по этому пути, они будут двигаться по нему дальше.

Белоленточники говорят американскому «акту Магнитского» — «да».

Мы говорим — «нет». И поскольку «закон Димы Яковлева» тоже говорит этому акту «нет», то мы не можем не поддержать «закон Димы Яковлева». Другая позиция с нашей стороны была бы смешна и аморальна.

Повторяю, именно это поняли все оппозиционные силы, включая КПРФ, которая проклинала нас за нанесение ударов по белоленточникам, ибо, видите ли, эти удары помогают Путину, а оппозиционер не может ни в чем поддерживать Путина. Так может или не может? История дала ответ. И я считаю, что на этот раз КПРФ поступила правильно. В народе в таких случаях говорят: «Лучше поздно, чем никогда».

Белоленточники, восхваляя «акт Магнитского» и осуждая всех, кто поддержал «закон Димы Яковлева» за то, что этот «замечательный» акт они «позорным образом» осудили, — развернули беспрецедентную истерику по поводу содержащегося в «законе Димы Яковлева» запрета на вывоз детей за рубеж. Белоленточники поступают, как элементарные мошенники. Они выпячивают отдельные счастливые случаи: «Вот ведь, мол, как хорошо сложилась судьба такого-то и такого-то, усыновленных американцами!»

Указывая на эти позитивные случаи, белоленточники другие негативные случаи бесстыдным образом игнорируют. «Подумаешь, — говорят они, — погиб какой-то там Дима Яковлев! Ну, и что? Американцы погубили не так уж много наших сирот. А зато другим-то как повезло!» Но что значит в таком вопросе «много»? Много — это сколько? Правомочен ли такой подход? И если да, то как преодолеть его однобокость?

Во-первых, если принять белоленточные адресации к Достоевскому, к его «слезе ребенка», то подход по принципу «много — мало» вообще не правомочен. Ибо для Достоевского достаточно одной слезы одного ребенка.