Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 20 (20 марта 2013)

Но это было теоретическое предвидение. До его практического воплощения в оперативные и мобилизационные планы требовались осознание именно такого хода событий, отбрасывание старых концепций, время для подготовки и перестройки оргструктур армии и многое другое. Этого времени у РККА не было.

Но вернемся к сказанному выше — что сама концепция блицкрига скрывает в себе ряд факторов, которые заведомо ставят защищающуюся сторону в слабое положение.

Во-первых, это возможность для агрессора сконцентрировать свои силы там и так, как это ему выгодно.

Во-вторых, возможность наращивать уровень отмобилизованности (он у немецкой армии был высочайший именно потому, что Германия готовилась к захватнической войне).

В-третьих, Германия имела возможность нарастить количественный параметр вооружений и личного состава до той степени, до которой это позволяли возможности военной экономики. Добавим, что помимо мощностей немецкой промышленности, Германия использовала промышленность чуть не половины Европы.

В-четвертых, вермахт мог сконцентрировать и одномоментно ввести в действие всю военную силу буквально в первый же день войны. Крайне важно, что до войны с СССР немцы такого нигде не применяли. Это было, так сказать, ноу-хау, придуманное специально для нас.

В-пятых, высочайшее качество подготовки войск, их взаимодействия, технической оснащенности (включая тактические новинки, например, наличие раций у каждого экипажа танка и самолета).

Добавить сюда опыт нескольких войн вермахта в Европе (и отсутствие такого опыта у нас, за исключением локальных сражений у Халхин-Гола и оз. Хасан), идеологический фактор (идеи реванша и расового превосходства были очень действенны), фактор неожиданности, — и ситуация для СССР оказывалась фактически безвыходной. Ибо с качественной точки зрения превосходство немецкой армии над советской было даже не в два, а в двадцать раз. Как в партии шахматного гроссмейстера против новичка победа достигается не за счет количества фигур, так и здесь было важно не количество танков, бронемашин, артиллерии, авиации и пр.

При этом и советская сторона допускала ошибки. Одной из серьезнейших военно-стратегических ошибок было предположение, что у РККА будет время для развертывания в ходе начавшейся войны. Нарком обороны и Генштаб считали (как писал в своих мемуарах г. К. Жуков), что война «должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений» . Об этом же писал маршал А. М. Василевский: «…план по старинке предусматривал так называемый начальный период войны продолжительностью 15–20 дней от начала военных действий до вступления в дело основных войск страны» .

Был и еще ряд ошибок, тяжелейшим образом сказавшихся на начальном этапе войны. Но к осени 1941 года — после ряда сражений, отступлений, контратак, гибели и пленения сотен тысяч солдат и офицеров, героического сопротивления армии и народа — вырисовалась следующая ситуация.

В ходе упорных оборонительных сражений блицкриг забуксовал, враг измотан, и пора ставить задачу на его отбрасывание в сторону границы.

Стратегия контрнаступлений является крайне эффективной. Только готовить их следует надлежащим образом.

Основной цели — уничтожения Красной Армии — вермахту добиться не удалось. И хотя наши войска понесли большие потери, они не только устояли, но и были готовы к дальнейшему отпору.

Как остановили, а потом и отбросили немцев — в следующей статье.

На сегодня «новая интеллигенция» и ее звериные ценности, можно сказать, доминируют в российском обществе. Они везде: в государственном управлении, в образовании, в здравоохранении, в СМИ… Чем же тогда они недовольны?

Юлия Крижанская, Андрей Сверчков

Год назад, когда наш доблестный креативный класс еще надеялся на то, что он с помощью своих заокеанских хозяев быстро заломает «кровавый режим» и станет если уж не «владычицей морскою», то как минимум «вольною царицей», он (класс) был сильно обеспокоен тем, чтобы как-то «легализоваться» и определиться. Что-де есть вот такой отдельный класс, принадлежать к которому очень престижно и который по праву претендует на руководящую и направляющую роль. И который нельзя путать ни с какими другими классами и прослойками, иметь отношение к которым современному человеку не только не престижно, а стыдно.

Чтобы выполнить эту непростую, но важную задачу — отмежеваться от анчоусов разных сортов и обосновать свои дельфиньи прерогативы, креаклы чего только не делали. И социологические исследования заказывали, и конкурсы проводили, и «научные» конференции устраивали… Все это, вероятно, должно было быть аккумулировано и использовано для массированной промывки мозгов населения сразу после победы креаклов во всемирномвсероссийском масштабе.

Сейчас, когда перспективы быстрой победы и легкой наживы несколько отдалились, а призрак «разбитого корыта», наоборот, приблизился, большинство этих проектов оказались «позабыты-позаброшены» (что еще раз доказывает их именно политическое происхождение: нет политического смысла — нет проектов). Зато у нас есть возможность спокойно рассмотреть все эти потуги (как-то год назад было не до этого) и определить, в какую сторону будут развиваться дальнейшие самоидентификационные усилия дельфинов (нет сомнений, что желание стать «владычицей морскою» у них не пропало совсем, вот еще грантов получат — и с новыми силами ринутся…)

Надо сказать, что результаты этой креаклиной (креакловой?) деятельности по идеологическому обеспечению легитимации-отмежевания превзошли все ожидания. По сути, произошел «сеанс черной магии с последующим разоблачением». Но все по порядку.

Даже поверхностный обзор плодов этой бурной деятельности немедленно убеждает в том, что главное, от чего хотели отделить себя граждане, называющие себя креативным классом, — это от интеллигенции. Или, точнее, им очень хотелось стать такой особой «новой интеллигенцией», которая бы получила преимущества «старой»: авторитет в обществе, уважение народа, право определять «единственно верную» картину мира и т. д., но при этом — без всяких на то оснований и без какой бы то ни было ответственности за свои действия.

Для начала они объявили, что интеллигенция никому не нужна и поэтому она умерла, что ее нет. Да и (если подумать) не было никогда. Газеты и интернет запестрели заголовками типа «Интеллигенция — фантомная боль России», «Россияне считают, что интеллигенция исчезла», «Нашим соотечественникам совсем не нужна интеллигенция». Было обнародовано соответствующее социологическое исследование «Левада-центра», довольно противоречивые результаты которого трактовались однозначно в пользу идеи, что интеллигенции нет, не было и не будет. А если она когда-то и существовала, то теперь ее точно нет, и, главное, она никому не нужна. Социолог Б. Дубин так прокомментировал результаты опроса: «К нынешнему времени весь этот круг довольно туманных, внутренне плохо согласованных и противоречивых значений, вызываемых понятием «интеллигенция», стал еще более неопределенным. Может быть, даже неопределимым, поскольку совершенно не ясно, кому его нужно определять и зачем» .