Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Когда двадцатитрёхлетний Михаил Павлович Бестужев-Рюмин (его и по имени-отчеству редко ещё называли, всё больше Мишель, а то и Мишенька) просит разрешения давать показания по-французски, Николай I злорадно отказывает. А потом неоднократно подчёркивает: вот каковы они, борцы за счастье русского народа! Даже языка, на котором говорит этот народ, не удосужились выучить! Но многие ещё помнят, что незабвенный фельдмаршал Кутузов на совете в Филях, решая судьбу России, говорил по-французски. Может быть, его тоже обвинить в отсутствии патриотизма?

Вильгельм Карлович Кюхельбекер на допросе признал, что вступить в тайное общество его заставила скорбь о порче народных нравов, наступившей вследствие жестокого угнетения. «Взирая на блистательные качества, которыми Бог одарил русский народ, единственный на свете по славе и могуществу, по сильному и мощному языку, которому нет подобного в Европе, по радушию, мягкосердечию, я скорбел душой, что всё это задавлено, вянет и, быть может, скоро падёт, не принесши никакого плода в мире».

Павел Иванович Пестель заявлял, что рабство крестьян всегда сильно на него действовало, поэтому именно крепостное право и пренебрежение к личности человека толкнули его на путь активной борьбы против самодержавия. Очень похожими (не по форме, по смыслу) были объяснения большинства декабристов.

Когда их читаешь, ужасаешься слепоте императора, который не увидел (не сумел или не захотел?), какие искренние, страстные со-дельники были с ним рядом, если бы он, в самом деле, хотел усчастливить (так он выражался) свой народ. Это тем более удивительно, что в уставе «Союза спасения» (назывался он ещё союзом «истинных и верных сынов Отечества») цель тайного общества была сформулирована так: «содействовать в благих начинаниях правительству в искоренении всякого зла в управлении и в обществе». Содействие правительству, а вовсе не действия против правительства! Почему бы не пригласить Никиту Муравьёва и Сергея Трубецкого (оба были императору отлично известны) и не спросить, почему это господа офицеры пытаются скрыть от своего государя дела, которые ему не менее, чем им самим, угодны? Глядишь, и пошла бы наша история другим, не таким кровавым путём. Мне могут возразить: откуда Александру было знать, какие цели ставит перед собой «Союз спасения»? Готова согласиться, потому что не уверена, что об этом тайном обществе ему своевременно было известно во всех подробностях.

Но уж о «Союзе благоденствия» он знал всё. Это известно доподлинно. А в его уставе о цели сказано так: «содействовать благим начинаниям правительства». Шёл год 1818-й. С момента создания «Союза спасения» прошло два года. За это время никаких благих начинаний правительства не наблюдалось… У императора ещё оставалось время. Стоило только захотеть… Но его куда больше интересовали отношения с европейскими монархами, чем судьба собственного народа.

Результат плачевен: в 1823 году на съезде в Киеве заговорщики обсуждали вопрос о цареубийстве как начале революционных действий. Было выдвинуто (правда, далеко не всеми поддержанное) требование уничтожить всю царскую фамилию, чтобы избежать в будущем контрреволюционных мятежей во главе с претендентами на престол. Планам этим не суждено было сбыться. И слава Богу.

А о том, что стало итогом многолетнего противостояния царя и заговорщиков, рассказывать не буду. Об этом рассказано и без того много и подробно. Скажу только, что – так мне кажется – если бы не неожиданная смерть государя, если бы не спровоцированная им интрига с престолонаследием, восстания бы не произошло. Даже один из самых радикально настроенных заговорщиков, Павел Иванович Пестель, серьёзно задумывался над тем, чтобы явиться к Александру Павловичу с повинной и попытаться уговорить его начать реформы, обещая самое решительное содействие своей организации. У Александра оставался последний шанс. Но его отняла смерть…

И тогда случилось то, что случилось. В результате событий 14 декабря 1825 года из общественной жизни России ушла целая плеяда лучших людей того времени. «После 14 декабря, – писал Василий Осипович Ключевский, – пошли за Урал лучшие люди сословия, после которых осталось много мест, не занятых в продолжение следующего царствования». Это стало национальной трагедией.

«Порыв ветра разбудил меня в пять часов. Я позвонила, и мне доложили, что вода у моего крыльца и готова залить его. Я сказала: “Если так, отпустите часовых с внутренних дворов, а то, пожалуй, они вздумают бороться с напором воды и погубят себя…” Желая узнать поближе, в чём дело, я пошла в Эрмитаж. Нева представляла зрелище разрушения Иерусалима…»

Это – из письма бабушки нашего героя Екатерины Великой Мельхиору Гримму. Потом она напишет и о том, что во время наводнения (случилось оно 10 сентября 1777 года) погибло около тысячи петербургских жителей. «Сие наводнение случилось во время ночи, потому и множество людей и скотов пропало…»

А вскоре двести один пушечный выстрел с Петропавловской и Адмиралтейской крепостей известил столицу о великом и долгожданном событии: невестка императрицы разрешилась от бремени сыном-первенцем. В придворной большой церкви отслужили благодарственное молебствие с коленопреклонением. Счастливой бабушке даже в голову не пришло связать два события, совсем недалеко отстоявшие друг от друга.

Через сорок семь лет царственный внук Екатерины с балкона Зимнего дворца так же, как она когда-то, смотрел на стихию, пытавшуюся уничтожить его столицу. «Зрелища сего описать невозможно. Зимний дворец стоял, как скала, среди бурного моря, выдерживая со всех сторон натиск волн, с ревом разбивавшихся о крепкие его стены и орошавших их брызгами почти до верхнего этажа; на Неве вода кипела, как в котле, и с неимоверной силой обратила вспять течение реки; два тяжёлых плашкоута сели на гранитный парапет против Летнего сада, барки и другие суда неслись, как щепки, вверх по реке… На площади против дворца – другая картина: под небом, почти чёрным, тёмная зеленоватая вода вертелась, как в огромном водовороте; по воздуху носились широкие листы железа, сорванные с крыши нового строения Главного штаба, буря играла ими, как пухом…»

Александр не только жалел людей и город (как когда-то Екатерина), не только думал о том, как лучше организовать помощь пострадавшим (как и она почти полвека назад). Он чувствовал: это наводнение (потом станет ясно: самое разрушительное за всю историю города) предвещает конец или его жизни, или его царствования. Как то наводнение, о котором ему рассказывала бабушка, предвещало его рождение. Он чувствовал: круг замыкается…