Пирс Рид - Дочь профессора

— Я и не верю, — сказал он с досадой. — Но я не верю и в то, что не верю в него. По-моему, люди должны делать из него то, что им удобно.

Какие-то остатки детской сентиментальности, еще не до конца изжитые Луизой, заставили ее почувствовать, как все это не похоже на пылкое предложение руки и сердца, которое делает возлюбленный своей любимой, и на секунду она заколебалась. Но когда Джесон спросил: «Почему бы и нет?» — убедительного возражения у нее не нашлось. И в самом деле, почему бы нет? Она любила его. Они, в сущности, уже жили вместе. Она не видела причины, почему бы этому не продолжаться и дальше; она не представляла себе жизни без него. В каком-то смысле это уже был брак. Тогда почему не узаконить его, не сделать его приемлемым в глазах тех, кому их теперешние отношения могут казаться безнравственными?

И тут, когда она подумала о тех, кому может не понравиться ее внебрачное сожительство с Джесоном — о его родителях и о своих, — у нее все похолодело внутри. Ведь если Генри и Лилиан могут не принять Джесона в качестве ее возлюбленного, весьма сомнительно, чтобы он пришелся им больше по вкусу в роли ее мужа. У нее заныло под ложечкой, когда она представила себе Генри и Джесона рядом. Лилиан — это она знала — сумеет как-нибудь его переварить.

Но в конце концов, тут ведь вопрос ее личной жизни и только. Так почему бы нет? Осторожность, подсказанная инстинктом, сложила оружие перед этой негативной логикой, подкрепленной девичьим чувством — ее любовью к Джесону. И она приняла предложение Джесона Джонса, повторив его же слова:

— Ну что ж, ладно, почему бы нет?

Когда она произнесла это, Джесон поднял на нее свой усталый, сердитый взгляд с тем любовно-строгим выражением на лице, которое было ей так дорого, и, наклонившись к ней, поцеловал ее.

Решив пожениться, Джесон и Луиза почли за лучшее сделать это не откладывая. Возникла мысль о том, что можно заключить брак, остановившись в Неваде или Айдахо на пути в Айову или Массачусетс, но Луиза понимала, что это будет грубой неблагодарностью по отношению к ее родителям, и, кроме того, ей все же хотелось уехать в брачное путешествие из-под родительского крова. Поэтому она написала отцу и матери, сообщила о своем решении и попросила приготовить к их приезду все необходимое для скромной свадьбы в Кембридже где-то в апреле. Она отдала предпочтение письму перед телефонным звонком, давая родителям время привыкнуть к новости, прежде чем они с Джесоном Джонсом предстанут перед ними. Все же она немножко нервничала, пока, не пришел ответ от Лилиан — вежливый, краткий, но не содержавший возражений.

Джесон тоже нервничал, но он думал не о ее родителях, а о своих. Джесон никогда не говорил о них с Луизой, однако она заметила, что за день до отъезда он сходил в парикмахерскую, и хотя волосы у него по-прежнему остались длинными и усы все так же свисали по углам рта, и то и другое приобрело более опрятный и упорядоченный вид.

Самолет доставил их из Сан-Франциско в Сиу-Сити, а оттуда они доехали автобусом до Рок-Репидса — маленького сельскохозяйственного городка в северо-восточном углу штата Айова, где родился и вырос Джесон.

— Да, далеко отсюда до океана, — сказал Джесон, когда они прибыли в город.

— Далековато, — согласилась Луиза, глядя из окна автобуса на прямоугольные пересечения улиц, аккуратно распланированных, обсаженных деревьями.

Джесон сообщил родителям только день приезда, но не час, и поэтому никто не пришел их встречать. Они высадились из автобуса на центральной площади города, и, подхватив оба их чемодана, Джесон вместе с Луизой зашагал обратно — в сторону Луверна и границы с Миннесотой. Дом его родителей стоял на самой окраине. Перед домом был аккуратно подстриженный газон, за домом расстилались кукурузные поля.

Хотя мистер и миссис Джонс ни разу не видели своего сына, с тех пор как он уехал в Беркли, тем не менее им, по-видимому, было известно о происшедших с ним переменах, и они не выказали ни малейшего удивления при виде его длинных волос и ожерелья. Оба они были коренасты, с квадратными подбородками; валлийская кровь в их жилах явно была разбавлена сильно превалирующей скандинавской. Они пожали руку Луизе, приветствовали кивком Джесона и все время в присутствии вновь прибывших проявляли такую необычайную сдержанность, словно боялись проявить неуместную чувствительность, вымолвив лишнее слово или лишний раз вздохнув. Последнее, впрочем, могло объясняться и сугубо реалистическими причинами, ибо их сын, что ни говори, смердел.

— Как ты там жил? — спросил отец, но даже не выслушал несколько бессвязный ответ Джесона.

В первый же день их приезда за обедом Джесон сказал родителям, что собирается жениться на Луизе.

— Вот как? — сказал отец. — Ну что ж, прекрасно.

Мать не произнесла ни слова, но уставилась на Луизу.

— У тебя есть родители? — спросила она наконец.

— Есть, — сказала Луиза.

— Мы сейчас едем повидаться с ними, — сказал Джесон.

— Куда это? — спросила миссис Джонс.

— В Кембридж, — сказала Луиза. — Кембридж, штат Массачусетс.

— Неподалеку от Спрингфидда? — спросил мистер Джонс.

— Нет, — сказала Луиза. — От Бостона.

— Ее отец — профессор, — сказал Джесон.

— Вот как? — сказал отец. — Что ж, это, я скажу, не плохо.

Наступило молчание. Потом Джесон сказал:

— Один из ее предков подписал Декларацию Независимости.

— Вот как? — сказал мистер Джонс. — Давно, значит?

— Между прочим, — сказала Луиза, — мы не прямые потомки — боковая линия.

Миссис Джонс поднялась и стала убирать со стола. Входя в роль будущей невестки, Луиза тоже встала, чтобы ей помочь, но миссис Джонс повернулась к ней и сказала — Ну, нет, ты сиди, — и Луиза повиновалась. Она сидела и молча поглядывала по сторонам — на простую, неказистую мебель, на дешевую тахту и открытки в рамках с изображением Большого Каньона.

— Ты уже закончил учебу? — спросил мистер Джонс сына.

— До некоторой степени, — сказал Джесон.

— После обеда Бэрри, верно, заглянет. Говорил, что хочет тебя повидать. Ты небось помнишь Бэрри?

— Помню, — сказал Джесон. — Конечно, помню.

— Он, между прочим, был в армии, — сказал мистер Джонс.

— Уже демобилизовался?

— Ранен был. — Отец поднял руку и прикрыл ладонью правую щеку. — Эту сторону вот так всю снесло напрочь, — сказал он.

— Черт побери, — сказал Джесон.

— Да, — сказал мистер Джонс. — Но ему приятно будет тебя повидать.

Бэрри, друг детства, появился на пороге в девять часов. Щеку ему действительно оторвало, но потом она была почти полностью восстановлена благодаря искусству военного хирурга, применившего пластическую операцию, и только розовые полоски, там, где клочки заимствованной у туловища кожи срослись между собой и с кожей лица, расписали ее странным, похожим на головоломку рисунком.