Даниил Краминов - Сумерки в полдень

Однако, едва Антон поднялся, Грач остановил его и, пряча сверкание глаз под опущенными веками, сказал:

— О письме не надо. С Еленой я сам разберусь.

В своей комнате Антон долго сидел над листом чистой бумаги, не зная, что писать. Решив наконец, что оправдываться ему не в чем, он коротко изложил встречу с Луговым-Аргусом в соборе св. Павла и мотивы, заставившие Антона сесть в машину и поехать с журналистом за город. Все остальное было случайным следствием этой ошибки. Он занес было объяснение Грачу, но того в комнате не оказалось, и потому оставил листок на столе. Вернувшись в свою комнату, стал ждать, когда его вызовут Грач или Андрей Петрович, голос которого он слышал в вестибюле. Они были заняты своими делами, и Антон ушел из полпредства, сказав Краюхину, что будет весь вечер в отеле и, если потребуется, пусть привратник позвонит ему.

В тот вечер он не потребовался, но уже утром на другой день Грач, встретив его в вестибюле, подчеркнуто вежливо, но сухо попросил не уходить из полпредства: предстоит разговор с советником. И вскоре Антона пригласили к Андрею Петровичу.

В кабинете советника он застал не только Грача, но и Ракитинского, который торопливо дочитывал отчет Антона о прениях. На столе перед Андреем Петровичем лежал листок бумаги: видимо, вчерашнее объяснение Антона. Он сел, как обычно, в углу, но советник жестом подозвал его поближе, показав на свободный стул у столика. Отодвинув листок с объяснением, он взял у Ракитинского отчет и, найдя нужную страницу, поднял глаза на Антона.

— Можете повторить разговор об Украине, который слышали в Кливдене? — спросил он.

Антон повторил, добавив, что обещание двинуть на помощь Гитлеру «молчаливые армии, которые никогда не гибнут», было встречено с ухмылкой удовлетворения почти всеми, кто присутствовал в гостиной кливденского дворца.

— А как проверить, что это не сочинительство? — недоверчиво произнес Грач, глядя прищуренными глазами в окно.

Советник в недоумении пожал плечами: рассказ не поддавался проверке.

— У нас нет оснований не верить тому, что сообщил Карзанов, — неторопливо заметил Ракитинский. — Норвуд встретил меня вчера словами: «Ну, мистер Ракитинский, наши неприятности остались позади, ваши неприятности только начинаются». — «Какие неприятности, сэр Норвуд?» — спросил я. Он многозначительно усмехнулся: «Гитлеру открыли дорогу на Украину, и он, как доносит Гендерсон, намерен воспользоваться ею в ближайшие месяцы, поэтому посол советует правительству не делать и даже не говорить ничего, что могло бы помешать этим намерениям».

— Мы знаем нынешнее правительство, — отозвался Грач недовольным тоном, — знаем, что оно одобряет антисоветские замыслы Гитлера, но от одобрения до поддержки и помощи далеко.

— Не так далеко, как ты думаешь, — отозвался Андрей Петрович. — Идея предоставления Гитлеру большого займа активно обсуждалась в деловых кругах, но до сих пор не было ясно, рискнут они дать Гитлеру заем или поостерегутся: ведь он может быть использован и против самой Англии. И если Астор поверил, что Гитлер готов двинуться на Восток, то за другими банкирами дело не станет.

— Создается впечатление, что верить в это стало лондонской модой, — подхватил Ракитинский. — Мэйсон сказал мне, что группа Черчилля верит в неизбежность скорого нападения Германии на Украину через Южную Польшу и Венгрию, и даже просил предупредить об этом Москву.

Советник осуждающе покачал головой.

— Удивительное единодушие, — произнес он, усмехаясь. — Даже поразительное единодушие. — Посмотрев в недоумевающие лица собеседников, добавил: — В последние три дня три совершенно разных человека — лорд Галифакс, Ллойд-Джордж и Гринвуд — говорили мне об этом почти в одних и тех же словах. Министры и их критики с одинаковым красноречием рисовали опасность, которая якобы угрожает нам в ближайшие месяцы, если не недели.

— Похоже, что все это идет из одного источника, — предположил Ракитинский.

— Очень похоже, — согласился Андрей Петрович. — Из правительственного?

— Из правительственного или из тех кругов, которые стоят за ним.

— Заботятся о нашей безопасности? — иронически спросил Ракитинский.

— Разумеется, — так же иронически отозвался советник. — Особенно озабоченным старался казаться святоша Галифакс, который еще год назад лично благословил замысел Гитлера искать «жизненное пространство» на Востоке.

— Думаешь, они действительно знают, что намерен предпринять в ближайшее время Гитлер? — спросил Ракитинский. — Или же выдают желаемое за действительное?

Андрей Петрович нахмурился, и его лицо с острыми скулами стало необычайно жестким.

— Английская верхушка, как мы знаем, — проговорил он тихо, — давно мечтала расправиться с Советской властью, давно искала силу, руками которой это можно было бы сделать. Она верит тому, что такая сила появилась в лице нацистской Германии, и будет стремиться использовать ее. Удастся этот замысел или нет — мы не знаем, но в том, что в Лондоне не остановятся ни перед чем, сомневаться нельзя.

Антон прислушивался к разговору с возрастающим беспокойством: внимательно следя за перипетиями борьбы вокруг Чехословакии, он не заметил, не сумел заметить, как страшная туча нависла над его собственной страной. Конечно, она была сильна, даже непобедима, но и ей будет невероятно тяжело сражаться с фашистской Германией, на стороне которой готовы воевать Италия и Япония и которой готовы помогать Англия, Франция, другие европейские страны и даже Америка. Его личные заботы и неприятности отступили на задний план, были на время забыты и вернулись к нему снова лишь после того, как Андрей Петрович, одобрив отчет о парламентских прениях и распорядившись послать его в Москву с уходящей завтра почтой, подвинул к себе отложенное в сторону объяснение.

— Мне кажется, что тут все сказано, — неожиданно мягко проговорил он, постучав кончиками пальцев по бумаге, и посмотрел сначала на Ракитинского, потом на Грача. — И я думаю, что дополнять что-либо нет необходимости.

Ракитинский утвердительно наклонил голову, но Грач, сверкнув на Антона раздраженными глазами, недовольно заметил:

— Карзанов ухитрился обойти главный вопрос: почему он нарушил запрещение Льва Ионовича встречаться с этим белогвардейцем?

— Ну, Виталий Савельевич, не будь таким придирчивым, — обратился к нему советник просительным тоном. — Лев Ионович рассердился, услышав имя Лугова, но, насколько я помню, прямого запрещения встречаться с ним не было. Я тоже не одобряю постоянных встреч с ним, но не воспользоваться его знаниями закулисных дел в Лондоне было бы, как говорят англичане, не в лучших интересах нашей страны. — Последние слова он произнес по-английски, что заставило Грача поморщиться.