Ирина Михутина - Украинский Брестский мир

Но у Троцкого сомнений не возникло. Перед отъездом из Бреста он 28 января (10 февраля) в 10 час. 15 мин. вечера направил телеграмму: «Председателю Совнаркома Ленину. Переговоры закончились. Сегодня после окончательного выяснения неприемлемости Австро-Германских условий наша делегация заявила, что выходит из империалистической войны, демобилизует свою армию и отказывается подписать аннексионистский договор. Согласно сделанному заявлению издайте немедленно приказ о прекращении состояния войны с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией и о демобилизации на всех фронтах. Нарком Троцкий» {86} .

Не дожидаясь выполнения своего распоряжения через Совнарком, он параллельно телеграфировал главковерху: «Согласно сделанному делегацией заявлению издайте немедленно, этой ночью приказ о прекращении состояния войны… и о демобилизации на всех фронтах». На копии текста этого сообщения принявший его в Ставке связист от себя крупными печатными буквами вывел: «МИР» {87} . Крыленко, как видно, тоже в обход Совнаркома не задержался с популистской вестью. «Всем, всем, всем… Мир! Война кончена. Россия больше не воюет. Конец проклятой войне», – так бравурно начиналась его радиотелеграмма в Ставку начальнику штаба и в Верховную коллегию при Верховном главнокомандовании (точное название: Центральная коллегия действующих армий и флота – ЦЕНТРОДАРФ, образована при Ставке 16 декабря 1917 года путем избрания ее членов армейским съездом). Члены коллегии С. В. Флоровский, Н. Логинов, Г. П. Ряпп получили радиограмму 29 января (11 февраля) в 8 часов утра {88} .

О реакции в столице Ж. Садуль написал 30 января (12 февраля): «Смольный бурлит. Одни в восторге, другие в оцепенении. Кое-кто плачет, это разумные люди. Они, как и я, понимают, что этот жест слишком романтичен… что в Германии раздается громкий хохот, что завтра ее полки с еще большей готовностью возобновят наступление благодаря приятной перспективе легких и богатых завоеваний» {89} .

Ленин лучше многих понимал, что созданная Троцким ситуация не означает окончания войны, и попытался практически остановить объявление демобилизации. Его секретарь по прямому проводу срочно передал Флоровскому: «Сегодняшнюю телеграмму о мире и об всеобщей демобилизации армии на всех фронтах отменить всеми имеющимися у Вас способами по приказанию Ленина. Приказ исполнен ли?» {90} . Этот текст поступил в штаб Верховного главнокомандующего вместе с запиской: «Наштаверху 29 января 1918. Немедленно отменить распространение телеграммы о мире. Член В[ерховной] К[оллегии] С. Флоровский» {91} .

Трудно сказать, почему столь важное срочное распоряжение главы правительства доводилось через Верховную коллегию. Возможно, для того, чтобы показать, что заведомо непопулярная отмена демобилизации производится с согласия и одобрения выборного органа солдатской демократии. Однако этот ход не оправдал себя, вызвав непонимание и недоверие у исполнителей. Имеется, например, запись разговора неустановленного лица по прямому проводу со Сталиным: «Товарищ Сталин. Есть депеша, адресованная главкому Кавказского фронта. Содержание таковое: Призываю именем товарища Ленина и Совета Народных Комиссаров отменить распространение телеграммы о мире. Член Верховной коллегии С. Флоровский, ясно ли для Вас содержание?» Сталин после дополнительных расспросов (Откуда она? – Из Ставки верховного главнокомандующего. – Кто именно из Ставки? – Из Ставки верховного главнокомандующего, подпись – Флоровский), как видно, не зная о распоряжении Ленина, ответил: «Передайте в Ставку Флоровскому, что разъяснение получит от главковерха через некоторое время» {92} .

В 17 часов 29 января (11 февраля) в штабы всех фронтов действительно был направлен пространный приказ Крыленко, составленный в стиле брестской риторики Троцкого: «Немецкие капиталисты, банкиры и помещики, поддерживаемые молчаливым содействием английской и французской буржуазии, поставили нашим товарищам, членам мирной делегации в Бресте условия, под которыми не может дать свои подписи русская революция. Мы не можем подписать такого мира, который несет с собою горе, затягивает и страдания миллионов таких же рабочих и крестьян. Мы не можем, не хотим и не будем также вести войну, затеянную царями и капиталистами. Мы не хотим и не будем вести войну с такими же, как и мы, немецкими и австрийскими рабочими и крестьянами. Мы не подписываем мира помещиков и капиталистов. Пусть знают теперь немецкие и австрийские солдаты… что мы с ними воевать отказываемся. Предписываю немедленно принять меры к объявлению войскам, что война с этого момента считается прекращенной. Настоящим объявляется одновременно начало общей демобилизации на всем фронте… предписываю принять меры к уводу войск с передовой линии.» {93} .

Вдогонку этому бесшабашному приказу тем же путем – в Ставку для членов Верховной коллегии 30 января (12 февраля) последовало еще одно распоряжение главы правительства: передать «всем комиссарам армии и Бонч-Бруевичу о задержании всех телеграмм за подписью Троцкого и Крыленко о расформировании армии». Далее подчеркивалось, что нет и не может быть речи об условиях мира, так как «мир еще фактически не заключен» {94} . Кое-где распоряжение было выполнено. Член революционного штаба в Харькове, народный секретарь почт и телеграфа Я. Мартьянов сообщил Флоровскому (в тексте на украинский лад – Хлоровскому) 30 января (12 февраля) вечером, что «телеграмма от 29 января за подписью Крыленко для всего юга по железнодорожным проводам задержана в Харькове согласно Вашей телеграмме из Ставки.» {95} . Заметим, что это касалось прежде всего войск под командованием Антонова-Овсеенко, чтобы они вместе с фронтовыми частями не приступили к демобилизации.

Но были и протесты: «Здравствуйте, Сталин, – обращался по прямому проводу из Ставки некий Аронов. – Чем вызвана необходимость задержания телеграммы Троцкого о мире и главковерха приказ о демобилизации армии. Мы всех информировали, и сегодня даже по этому торжественному поводу устроили демонстрацию воинских частей. Жду у аппарата. Срочно отвечайте» {96} . На этом запись прервана.

Зная об этих не увенчавшихся успехом усилиях остановить демобилизацию и о дальнейшей полемике между Лениным и Троцким на VII съезде РКП(б), можно ли поверить позднейшему утверждению последнего, будто по возвращении делегации из Бреста «Ленин был очень доволен достигнутым результатом», и его же рассказу о том, как он использовал «невольные досуги» в Бресте, чтобы надиктовать стенографисткам по памяти исторический очерк Октябрьского переворота, и как «Ленин был буквально счастлив, когда я привез с собой готовую рукопись об Октябрьской революции» {97} ?