Пирс Рид - Женатый мужчина

Клэр встала, подошла к раковине и с грохотом поставила туда суповую миску. Затем в полном молчании подала ему чистую тарелку и вывалила из глубокой сковородки разогревавшиеся там консервированные пельмени.

— Что ты на это скажешь? — спросил Джон.

— Хочешь, положи себе зеленого горошка. Джон встал, пошел к плите.

— Конечно, грустно, — сказал он, — ведь мы немало вложили в этот коттедж, но я действительно не вижу другого выхода…

— А где мы будем проводить каникулы, отпуск? — спросила Клэр. — В Хакни-Марш? — Она не выговорила это, а прошипела.

— Нет, зачем же? Но ведь есть же Бьюзи.

— Ты прекрасно знаешь, что больше недели я там не выдерживаю. Возвращаемся к тому, с чего начинали десять лет назад.

— В отпуск можно поехать за границу… снять дом в Тоскане или в Дордоне.

— Это ты сейчас так говоришь, а дойдет до дела, скажешь, что мы не можем позволить себе такой роскоши. Всегда так. — Ее нежное лицо, такое прелестное, когда она была спокойна и улыбалась, сейчас перекосилось от злобы.

— А что я должен говорить, — спросил Джон, — если неоткуда взять денег?

— Ой, говори что хочешь. — Она скосила глаза на повисшую прядь волос, словно решая, надо мыть голову или нет.

— Если бы ты хоть на чем-то экономила…

— Ах, так это я во всем виновата? Это я расточительница? Это мои туалеты от Сен-Лорана и уик-энды в Сен-Морисе разорили нас… — Она перестала рассматривать свои волосы и перевела на Джона презрительный взгляд. — И конечно же, я уйму денег трачу на прислугу, верно? Я держу повара, и няню, и экономку…

— Да разве я об этом…

— А о чем же тогда? Где она — моя расточительность?

— А оставлять два дома, когда мы и один-то едва можем себе позволить…

— Мы могли бы позволить себе два дома, если бы ты не расхаживал по ресторанам и не тратился на клуб. Во что тебе обходится членство в «Гаррике» [37] Английский клуб актеров, писателей и журналистов. ? Сто пятьдесят фунтов в год? А ты туда даже дороги не знаешь.

— Я достаточно зарабатываю, чтобы позволить себе эту небольшую роскошь…

— Ах, ты называешь это небольшой роскошью, только-то? Так, может, поменяемся местами? Ты будешь целыми днями торчать в четырех стенах с больным ребенком и общаться разве что с секретарем этой чертовой ассоциации, который нудит про заповедные зоны, а я стану являться к тебе под хмельком после свиданий с каким-нибудь молодым человеком в его особнячке и учить тебя, как экономить на хозяйстве, потому что, видите ли, мне хочется быть королевским адвокатом и членом парламента, чтобы все знали, какая я замечательная…

Джон побледнел:

— Ты считаешь, что я хочу, чтобы все знали, какой я замечательный?

Клэр ответила, чуть, впрочем, помедлив:

— Да. Именно так я и думаю. Всю жизнь ты занят собственной персоной. Ты упиваешься собой, и, как закоренелому пьянице, тебе нужна все большая и большая доза. Вперед и выше — вот твой девиз. И всегда так было. Меня ты ни в грош не ставишь. Да и детей тоже. Мы нужны тебе для украшения жизни — гарантированная супружеская ласка, еда и дружеское участие, — а сам продолжаешь свое героическое шествие во имя приумножения славы Джона Стрикленда…

Бледный как смерть Джон отодвинул тарелку с остатками пельменей.

— Ты действительно думаешь, — спросил он ее, — что я стремлюсь домой ради, как ты выразилась, гарантированной супружеской ласки, еды и дружеского участия, какими меня здесь одаривают? — Он встал, взял из вазы на буфете яблоко. — А может быть, ради приятной беседы?

— Ах, иди ты к черту.

Он встал и направился по лестнице вверх. За его спиной раздались всхлипывания, но было уже половина десятого, а он как раз хотел посмотреть телепередачу. Клэр появилась позже — он даже не повернулся в ее сторону. Они сидели, уставившись на экран, как две усталые собаки — на затухающий костер. В половине одиннадцатого — раньше обычного — Клэр приняла ванну и отправилась спать. Джон досмотрел программу до конца, а когда вошел в спальню, свет у нее на тумбочке был выключен, и она лежала, отвернувшись к стене. Он даже не попытался, по обыкновению, обнять ее: в крови оставалось достаточно джина, чтобы тут же заснуть.

Джон проснулся без вчерашнего раздражения, но не забыв обиды. Он не разговаривал с Клэр — просто не замечал ее, словно это был движущийся предмет. За завтраком он прочел газеты, как всегда, поцеловал сына, когда тот собрался в школу, и, как только за Томом закрылась дверь, снова уткнулся в «Таймс», а Клэр — в «Дейли мейл». Случись им встретиться взглядом, они бы обнаружили в глазах друг у друга абсолютно одинаковое выражение: не гнев и обиду, а скуку и неприязнь.

Газета, как и телевизор накануне, отвлекла Джона от мрачных мыслей, но когда он вошел в метро и поехал по Центральной линии в суд, то снова задумался и понял, что мысли Ивана Ильича, терзавшие его летней бессонной ночью, теперь не покидают его и днем. Он понимал, что половина жизни прошла почти впустую, но вот он достиг поворотного пункта, однако жена мешает ему исполнить задуманное. Женщина, ставшая его женой, губит его — она сначала сковала его по рукам и ногам, теперь набросила удавку на его душу.

В суде ничто в его поведении не выдавало душевных страданий, хотя он пришел к окончательному выводу, что его брак «потерпел крах». От самого слова «крах» ему стало не по себе: он обычно с ухмылкой читал о подобном в светской хронике «Гардиан». Он презирал тех, кто считает, будто брак бывает либо удачным, либо терпит крах — это же не химический опыт и не восхождение на пик Маттерхорн, тем более брак и не ломается, как автомобиль или стиральная машина, — будущие супруги, прежде чем связать себя семейными узами, могут выбирать, но, когда узел завязан, он столь же крепок, как тот, что связывает мужчину с матерью или, дочерью. Их можно любить или не любить, но разорвать эти узы нельзя.

И тем не менее Джону было совершенно ясно, что ему не стать политиком с такой женой, как Клэр. Она не разделяла его взглядов, не была готова на жертвы ради них, да и не верила в его способности. В избирательном округе Хакни-и-Харингей были мужчины и женщины, которых он едва знал, но они верили в него, в его будущее, а вот собственной жене важнее, чтобы он выплатил очередной взнос за загородный коттедж, чем посвятил себя общему благу. В то утро он представлял себя Прометеем, прикованным к скале своего брака, а Клэр — стервятницей, клюющей ему печень; если бы он мог предположить, как переменится вся его жизнь, он женился бы совсем на другой.

Когда в половине пятого он добрался до своей конторы, его ждала записка: просила позвонить Паула Джер-рард. Он тут же набрал номер. Она сказала, что разговаривала с Терри Пайком и хотела бы снова повидаться с Джоном. Он обещал заглянуть к ней по дороге домой.