Глеб Павловский - 1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером

Странные духовные наслоения – есть близкие, а есть далекие, которых не вымерить счетом лет. Огромное явление России – Аввакум, старообрядцы. Что бы ни толковали, эта ниточка тянется по душам, действуя на поступки. Есть еще очаги старообрядчества, но сможет ли оно возродиться? В советских характерах не умирало.

У знакомой муж из старообрядцев. Очень своеобразный человек, сам неверующий. Но склад характера, жизни и быта, жесткое самоограничение. Вместе с тем понимание жизни и доброта сквозь жесткость стали компонентами вполне советского человека.

И пусть меня убьют, сколько ни пинали советское, а в подавляющем большинстве людей главные линии идут из этих семидесяти проклинаемых лет. Уж так перекроилось предшествующее. Непризнание делу не поможет.

Поппер «Открытое общество и его враги» как военный памфлет. Гегель и тема свободы. Свобода в России – это мысль в модусе действия. Несвобода имеет позитивную эволюцию. Прогресс несвободы, антропология несвободы в России. Неопознанный максимум 1991–1993 гг. сулит России новые, небывалые формы несвободы ♦ Обратимость русской мысли в действие. Россия была создана без того, чтобы самой этого захотеть. Постмонгольское пространство экспансии, самооккупация ♦ Сталинский рефлекс усреднения. Предсмертный выбор Сталина – отказаться от себя или взорвать Мир? ♦ Архетип Губителя-Вызволителя: из каждой очередной ситуации все труднее выйти ♦ Параноидальны не одни планы Сталина, но и отказы его от планов ♦ Рассказ Ерусалимского, Сталин как редактор самого себя ♦ Фигура полевого командира. Выстрел кремлевского снайпера в расстреле Белого дома. Снайперы в Москве – заказные убийцы Кремля.

Михаил Гефтер:Очень умна книга Поппера. Это отдельный разговор. У меня долго был культ Поппера. Там пафос мне созвучный, пафос бунта против истории, норовящей заграбастать человека целиком. Да, верно. Но я никак не могу понять из его книги, что он называет открытым обществом, хоть убей. Только то общество, которое не закрыто Гераклитом, Платоном, Гегелем и Марксом? Ну, разве что.

Глеб Павловский:Все-таки «Открытое общество» 30– просто большой военно-философский памфлет. Не забывай, Поппер его писал во время войны.

И в Новой Зеландии притом, недурное место. Но Ясперс много интереснее. И как Поппер, нудно пишет. Есть интересные наблюдения, но критика Гегеля и его рассуждения о Марксе – о боже мой! Критика Гегеля особенно слаба.

«Открытое общество» я понял как личную контратаку человека, у которого идут отнимать свободу мысли. У нас в СССР отнимали свободу действий, и Гегеля я читал по-другому.

…История свободы в России – это эволюция русской мысли в модусах действия. Известно положение Гегеля об истории как о нарастании степеней свободы. С этой точки зрения я реабилитирую понятие несвободы как имеющее особую эволюцию.

Несвобода сопоставлена с ходом русской истории в двух аспектах – истории мысли и истории мыслительных форм, обращенных к действию. Прогресс несвободы – позитивное, а не просто отрицательное определение. Это серия реализованных форм, которые дают усечение уже воплощенных свобод, обновляя антропологию несвободы .

История свободы для нас – кладбище наших недемократических порывов к свободе.

Россия – вопиющий пример. Свобода, а не демократия являлась здесь пунктом страдания, и из этого главного пункта идет нарастание степеней несвободы. Проверку этому мы опять проходим в событиях 1993 года. Предстоит раскрыть тему о максимуме возможностей для людей, казалось бы, одержавших в 1991-м победу, но не опознавших пути реализации максимума. Скрытый и неопознанный мыслью, теперь он сулит другие, еще небывалые формы несвободы.

…Понятие несвободы в России тяготеет, притом сразу, к чему-то большему, чем демократия. Вместе с тем оно дефицитно по отношению к институтам и процедурам демократического общества.

Для меня важный момент движения русской мысли, работающей с такими вещами, – это метаморфоза мысли, переходящей к действию. В России обратимость мысли в действие очень сильно выражена. Она весьма упорная и долговременная стихия, которая не перемежается окольными опосредованиями, как на Западе. Идет напрямую, пока не получит в лоб. А там опять начинает.

Российская Федерация – как Израиль, который был бы создан без Холокоста. Представь себе, что в начале века англичане в порядке интриги сочли бы полезным воссоздать государство Израиль послевоенного сионизма и без религиозной основы.

Надо сказать, это бы устроило Гитлера. Принудив евреев к выдворению из Германии.

В сюжет государства Израиль я проецирую сюжет нынешней России и принципиальную невнятность разговоров о том, что такое Россия сегодня. Россия была создана без того, чтобы самой этого захотеть. Она создана внешним образом, и ее традицию сегодня насаждают административным путем. Отсюда ритуализм и безмозглость всех этих полуреставраций Кремля. Россию изнасиловали суверенитетом ради уплаты долгов СССР.

Обрати внимание на историю этого дела. Поскольку та, первая Россия конструировалась под постмонгольское пространство экспансии и в него втеснялась, она оказалась навсегда территориально себе недостаточной. Империя Российская была довольно обременительна. Никаких особых экономических выгод, вроде Индии у англичан.

Выгода предполагает внешнего субъекта выгоды. Выгода для кого?

Да, правящий класс был. Правящие сословия получали гигантские латифундии на Украине при раздаче земель Екатериной. Или Строгановы, владевшие миллионами десятин, включая уральские леса. Но не преувеличивай дворянскую идентичность империи. Она самодостаточна, а внутренние трудности из-за не дававшихся ей проблем она выносила вовне.

Механизм русской самооккупации. Тот самый, о котором ты говорил «власть – внутренний оккупант». При котором максимум власти всегда зашкаливает ratio, нанося ущерб стране и самой власти.

Совершенно верно.

Лишь ради цели. Цель вынесена вовне в роли оккупанта. Как кремлевский процесс реформ.

Фаза агонии СССР началась с победы в войне. С присоединением стран, которые нельзя переварить на имперских началах. Казалось бы, Сталину выгодно расширять модель народной демократии как анклав имперского плюрализма. Но у него был рефлекс бессмысленного усреднения. Не будучи посредственностью, он посредственность насаждал, не терпя что-либо не усредненное. Потому все, что он делает после войны, уже агония. И ему осталось либо сбросить Бомбу на мир, либо от себя отказаться. Второе старику было явно сложнее.

Но обрати внимание на сталинский архетип. Сталинский архетип успеха – из каждой следующей ситуации все опаснее выйти! Выход из пике все более масштабен и более опасен.