Владимир Большаков - Антивыборы 2012. Технология дестабилизации России

Еще один немаловажный момент. Митрополит Иоанн исходит из того, что «русская идея» имеет в своей основе абсолютную справедливость. Да, в конечном итоге Абсолютная Справедливость — это Бог, это суд Божий. Может ли «русская идея» быть не просто идеей национальной, но еще и мировой, вселенской, Божественной? Любой ее оппонент скажет: «Вы бы у себя в России создали сначала то совершенное общество, которое собираетесь предложить всему человечеству. А уж потом думали бы о Вселенной». Тут возражать трудно. Западному человеку, например, не понять, почему русский человек больше радеет о «всем народе», чем о своей деревне или хотя бы о своей семье, почему он думает обо «всем человечестве», но забывает помыслить о своей собственной стране. Так сложилось. Таков национальный характер и такова «русскость». Чтобы понять «русскую идею», ее надо рассматривать в исторической перспективе, в развитии и в непременной связи с православием. Она вырабатывалась по мере взросления и собирания нации в Россию. И возьму на себя смелость сказать — пока до сих пор окончательно не сформировалась.

Не вдаваясь в историю возникновения слов «Русь» и «русский» (на Западе до сих пор нам навязывают финские корни этих слов, хотя давно доказано, что это нелепость), напомню, тем не менее, что к осознанию самого понятия «Россия» русские пришли не сразу. И уже поэтому «русская идея» в части духовности — идея тысячелетняя, а в том, что касается соборности и тем более государственности, исторически молода. Кто этого не учитывает и эту идею абсолютизирует до Божественного промысла, часто именно ее реальный возраст и игнорирует. Отсутствие исторического подхода, увы, приводит лишь к мистике, что сбивает с толку даже доброжелателей России и русских, ведет к дискредитации самой «русской идеи», ее сторонников и, в конечном итоге, «русскости», как на Востоке, так и на Западе.

«Русская идея» не могла возникнуть в своей полноте иначе как с осознанием русскими своей принадлежности к их национальному государству. Одного его провозглашения для этого было недостаточно. В.О. Ключевский заметил, что династия московских царей «построила государство из своего частного удела и могла думать, что государство для нее существует, а не она для государства, подобно тому, как дом существует для хозяина, а не наоборот». По-настоящему государственное мышление русских царей стало формироваться в процессе собирания русских земель, а затем — в ходе исцеления русского народа от порчи Смуты (1605–1613 гг.). После того как в 1613 году первый в истории России всесословный Земский собор избрал на царство Михаила Романова, что положило конец Смуте и началу 300 летней династии Романовых, русский народ становится народом действительно государственным. Вспомнить о том Соборе заставляет ряд обстоятельств. Прежде всего — весьма упорные попытки западных печати и политиков доказать будто бы русские за свою тысячелетнюю историю никогда до Бориса Ельцина своих государей и лидеров «на царство» не избирали. Собор 1613 года — тому стопроцентное опровержение. Он был всесословным, а затем его решение было отдано на суд народа Москвы, который его одобрил в традициях старинного вече. Ну, а на народном вече — в Пскове, Новгороде, Переславле, Ростове — князей на царство избирали еще до варягов. Так что русский народ по своим традициям демократии не чужд. Просто она иной природы, чем западная. И отлучать русский народ от демократии, если понимать ее в первоначальном смысле, как «власть народа», как от якобы ему не присущей, а тем самым — «отлучать» и Россию от Европы, — дело с точки зрения исторических фактов обреченное. Да и азиатские наши корни не в деспотии, а все в той же демократии. Кочевые племена имели свои вече, на которых выбирали своих ханов. Об этом весьма подробно писал Лев Гумилев, а задолго до него — древние авторы, в частности создатели истории Чингисхана.

После разгона Ельциным парламента России 21 сентября 1993 года, на Западе стали серьезно задумываться над тем, а ту ли модель демократии экспортировали в Россию? Правильно ли сделали, начав насаждать мэрии, муниципалитеты, префектуры и т. д.? Ведь в роли новых «западников», утвердившихся во властных креслах на местах, а затем и в роли олигархов сплошь и рядом выступали бывшие секретари райкомов, обкомов и крайкомов. Один из очень умных французских советологов Тьери де Монбриаль заявил буквально за четыре дня до того, как Ельцин превратил Белый дом с помощью танков в «Черный», что Западу надо избавиться от иллюзий по поводу того, что русские «избрали демократию». «Выбор в пользу Ельцина, а не Руцкого», по его мнению, «сделали армия и полиция, а не народ.» И словно предвидя, чем все это кончится, Тьерри де Монбриаль сетовал:

«Во многом в нынешних бедах России повинны западные страны. Они выступили за применение либеральных методов, абсолютно неприспособленных к реальности бывшего Советского Союза. Вместо того чтобы плановым путем вводить институционные структуры, необходимые для функционирования либеральной экономики, постепенно вводить рыночные механизмы, как в Китае, они хотели, уничтожив институты коммунизма, одним махом все переделать. За эту ошибку, как русский народ, так, по правде говоря, и все народы бывшего Советского Союза вынуждены теперь расплачиваться дорогой ценой».

Умри, де Монбриаль, лучше не скажешь! Ведь среди «институционных структур», необходимых для «строительства капитализма» в нашей отдельно взятой стране, значатся не только биржа, коммерческие и инвестиционные банки, страховые компании и все, что с этой инфраструктурой связано. Необходимы были и парламент, и конституционный суд, и Счетная палата, и налоговая инспекция, и банковская система, и система страхования, и т. д., как и те структуры гражданского, правового общества, без которого либерализм и либеральная экономика не возникнут сами по себе.

Был ли в России какой-то прочный фундамент, на котором все это можно было построить, либо мы опять, в своих лучших традициях принялись возводить очередной замок на песке?

Исторический фундамент, как очевидно, был. Другое дело, годится ли он для обустройства России по западным проектам. Вернемся поэтому к истории русских земских соборов.

После 1613 года собор, как политический институт, просуществовал недолго. Уже при сыне Михаила царе Алексее Михайловиче он практически не созывался. Не созывался, потому что в нем отпала нужда у монарха. Уже поэтому не должно быть никаких иллюзий насчет земских соборов у наших демократов-славянофилов. Собор не был аналогом западного парламента и не был предтечей парламентской демократии в России. Он был «не политической силой, — как писал Ключевский, — а правительственным пособием», т. е. подспорьем для царского правления. Из всесословного Собор в конечном итоге превратился в односословный, дворянский, а потом и вовсе исчез, не оставив по себе даже сколь-нибудь серьезного законодательного следа.