Глеб Павловский - Система РФ в войне 2014 года. De Principatu Debili

Путинская меритократия 2000-х видела себя в мечтах распорядителем будущего – сперва с Путиным, а потом без него. Отныне это неактуально, поскольку Путин есть, а времени после Путина не предвидится. Опыт катастроф прошлого включает и будущее в свой ряд. Путин порывает с традицией меритократии, ища, чем ее заместить. Как поведут себя Э литы, когда станут ближней мишенью? «Коды» и «ценности» лишь метки сплошной фильтрации, разбросанные в валдайской речи – черновике его дисциплинарной программы.

Согласно Гефтеру, радикализм русских персонократий задает не мощь персоны, а глухота Э лит к альтернативам. Персона лишь дает им благовидный предлог подчиниться. Право Путина помыкать Э литами обосновано их никчемной ролью при комическом ожидании «оттепели». Зачарованные Путиным не смеют переменить ракурс, но лишь грезят, как Путин исчезнет от колебания сырьевых индексов. (Ах, не для того ли Президент выпустил Ходорковского с Лебедевым, чтобы вдруг уйти?)

Соавторы нарратива «Путин», Э литы сами в плену игр путинской персонификации. Они заучивают благоглупости про «государство-цивилизацию», «аморальный интернационал» и все, что еще насуют Путину в речь спичрайтеры. (Министр Лавров, учуяв тренд, заговорил вдруг о христианском кредите для Украины.)

Мы в звене перехода. Национальная элита по-валдайски – некий жмых от грядущей фильтрации. Еще неясно, кого отсекут, и в этой неопределенности есть выгода власти. Поскольку с Э литами прекратит существовать и Команда РФ.

Дополнение четырнадцатое к главе

Как государь должен поступать касательно военного дела

Случай возникновения Системы РФ ее правители сочли своей удачной находкой. С той поры импровизации стали государственной нормой. Они следуют логике накопления власти, лишенной субъекта, пределов и назначения. Повышая гибкость Системы в роли мирового игрока, импровизации отменяют возможность национальной или мировой стратегии.

глосса а:Сперва в Системе РФ «нормальные» страны Запада брались за эталон. Норму как ценность заменили копированием статусов – от «президента» и «сенатора» до «мэра» и «губернатора». Импровизации на темы статусов считали политикой. Будущее виделось в раю пребывания «нормальной страной». Импровизированные копии раздирались игрой интересов, и это никого не тревожило. Решения могут быть какими угодно, если не ограничивать свободу рук для следующей импровизации.

Правило Системы РФ: былые импровизации власти не ограничивают и ни к чему не обязывают будущих.

Первое президентство Путина выглядело потоком самых решительных мер. Устранение прежней модели Совета Федерации, создание дисциплинарных федеральных округов, плоская шкала налога, казначейская система сбора госфинансов. Казалось бы, разумная активность диктатуры транзита не имела, впрочем, целью транзит. Не было в том и национально-государственной цели.

Отторгались любые процедуры, связывающие сам источник импровизаций – «центр власти, откуда властные импульсы транслируются в народ» (В. Якунин). Управленческие схемы заменяли паролями-отговорками. Так, вертикаль власти стала доктриной, будучи лишь словцом из наших старых докладных, а не разработанной стратегией. Вопрос о цели бессмыслен по отношению к «вертикали» – та лишь канал импровизаций центра. В отсутствие цели импровизации следуют инстинкту накопления власти, лишенной субъекта, рамок и назначения.

Создаваемый этим хаос скрывает неустойчивость интересов. Так, реакционное запретотворчество Думы породило новую неразбериху. С лета-2012 для выскочек Думы ничто не важно, кроме шумных импровизаций на темы неясных сигналов Кремля. Эксцессы нескольких депутатов-хулиганов обнулили законотворческую работу остальных, а она тоже есть. Это не значит, что Команда ослабла – хотя черты слабости умножаются и некоторые говорят о «близком конце режима». Ничего подобного!

Импровизация всегда создает временное состояние. Система РФ – временная государственность, продлеваемая в беспамятстве о прошлых ее временных состояниях.

Это проявляется в мегаскандалах вроде саммита АТЭС, где полтриллиона сошли, как снег, и ничего не случилось. Признаваясь в клептомании с легкостью, Система ее деполитизирует. Исчезают фонды, сопоставимые с бюджетом Российской Федерации? Прискорбная аморальность, но – никаких выводов о модели власти! То, что много крадут, не тема политики, а лишь сетование на людскую испорченность. Систему спасает то, что она политически нерефлективна и закрыта для обдумывания своих будущих балансов.

Правило Системы: никакая постановка вопроса в ней не влечет политических выводов в отношении Системы в целом.

Импровизации связаны со слабой государственностью. Не снижая уровня слабости, джаз-государство оставляет каждому его шанс обжить статус-кво. Заодно идет импровизированный поиск места силы, не ограниченной ни по целям, ни по последствиям. Власть запустить такую импровизацию есть, но та ли это власть, чтобы сдержать последствия?

Пока же верткость Системы в хаотическом мире часто заменяет ей маневренность, примером чего стали ее ближневосточные и грузинские успехи.

Дополнение пятнадцатое к главе

О том, за что людей, в особенности государей, восхваляют или порицают

Команда, правящая Россией, принимает дееспособное за должное и утверждает порчу как норму. Государственной догмой признается, что люди неисправимо продажны, и им всегда об этом напоминают. Коррупцию зато считают простительной слабостью, говорящей о вероятной полезности коррупционера.

глосса а:Тема коррупции в России относится к ложным друзьям аналитика – самоочевидностям, уводящим от анализа нашего поведения.

С одной стороны, все знают, что коррупция есть и в РФ она достигла редких масштабов. Далее следует разнобой споров из-за того, что вообще считать коррупцией. В этом споре два главных бенефициара – власть и массмедиа. Власть дозирует борьбу с коррупцией, исходя из догмы всеобщей продажности. Пресса требует пресечь воровство, исходя из догмы полицейской управляемости.

Население считает себя вообще ни к чему не причастным. Населенец верит в рай без воров и вымогателей, который откроется лишь тем, кто чист и незапятнан (а их все нет). Его фантазии поощряют социальные сети. И лишь скептики в академических кругах бурчат, что коррупция – это просто неформальная экономика. Страну криминализуют и, загнав ее в тень, борются с тенью. (Яркий представитель такой точки зрения – Симон Кордонский.)