Николай Добрюха - Как убивали Сталина

В пору, когда луна заиграет
между землёй и небом лучами,
и синева окажется в звёздах,
словно осыпанная цветами…

В пору, когда под звуки свирели
нежно начнёт волшебные песни
петь с наслаждением соловей,
и в воздухе сразу всё затрепещет…

В пору, когда ручей, перекрытый
горным завалом, снова пробьётся,
ветром разбуженные, все птицы
дружно вспорхнут, и лес вдруг проснётся…

В пору, когда вернёт угнетённый
землю в неузнаваемом виде,
и заболевший, света лишённый
снова луну и солнце увидит…

Вот и меня тогда тьма печали
мигом оставит, кончатся муки:
счастья надежда в сердце вернётся
в пору, когда нет сил двигать руки!

И от надежды этой мне легче —
душу не давит прошлого бремя…
Неужто сбудется та надежда,
что вдруг пришла ко мне в это время?!

Свет, среди тьмы разрастайся!
Ты как — небесная совесть.
Тучи от света исчезнут.
Господа воля на всё есть.

Ждёт твоей светлой улыбки
мраком покрытое поле.
С неба ты песнею лейся.
Есть на всё Господа воля.

Знай! Окрылённый надеждой
он, хоть никто он сегодня,
всё равно неба достигнет.
Воля на всё есть Господня!

Нет ничего лучше света…
Свет среди тьмы окрыляет.
Милая, пусть, как и раньше,
всё в тебе светом сияет.

Грудь распахну нараспашку,
руки раскину — распятый,
чтобы наполнился светом весь я!
На той — луна ты…

В этой стране был он тенью,
гостем, пришедшим без вести.
Трогал он вечные струны,
пел необычные песни.

Песни, рождённые светом.
Песни, рождённые болью.
Всё в них была сама правда.
Всё в них дышало любовью.

Песни его волновали
даже остывшие души,
делали ясными мысли
к свету из мрака идущих.

Но, не способные слушать
пение тех чудных песен,
люди налили отравы и,
ослеплённые спесью:

«Всё пей, проклятый! — кричали —
это твой рок, ангел ада…
Правда зачем нам такая?
Нам таких песен не надо!»

Ветер пахнет фиалками,
Травы светятся росами,
Всё вокруг пробуждается,
Озаряется розами.

И певец из-под облака
Всё живее и сладостней,
Соловей нескончаемо
С миром делится радостью:
«Как ты радуешь, Родина,
Красоты своей радугой,
Так и каждый работою
Должен Родину радовать».

Ион, как никто, был молод,
но также, как все, стал старым.
И… седины злой холод
без сил и его оставил.

А было: на дело жадный,
как саблей, владел косой.
А после горячей жатвы
был хлеб, и в душе покой.

Умел, как никто, работать:
один и — большое поле.
Болело тело от пота,
но дело — главнее боли!

Эх! ноги… отказывать стали —
всё старость берёт в свои руки.
Одни воспоминанья остались —
забыть их не могут внуки.

Но стоит напомниться песне,
донесшейся с полного поля,
и сердцу без поля — тесно,
как будто и не было боли.

Тогда, костыли отбросив,
старик, как ни в чём ни бывало,
на ноги встаёт и… косит не он,
а смерть его, как попало!

Когда под стоны жертв бесправных,
поэт, взывал ты к небесам,
тогда ты, преданный свободе,
страдал ещё сильнее сам.

Когда душевностью народа
счастливый восторгался ты,
тогда, как в музыке, звучали
в твоих стихах его мечты.

Когда в любви ты признавался
своей растерзанной стране,
тогда поклялся ты стихами
служить ей с Богом наравне.

Когда ты всех спасал надеждой,
народ к словам твоим приник,
и, чуду равный, в каждом сердце
тебе вдруг памятник возник.

Твои призывы к жизни гордой
навеки корни обрели:
того, кто сеял зёрна света,
ждёт урожай огня любви.

Отныне стать тебе подобным
растёт стремление в любом.
Ведь ты народу стал слугою,
чтоб перестал он быть рабом!