Дмитрий Тренин - Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад»

ВПЕРВЫЕ ЗА ПОСЛЕДНИЕ 250 ЛЕТ Россия вступила в новое столетие не как традиционная великая держава. Самоуничтожение советской коммунистической системы и распад уникальной империи, однако, дали возможность стране обратиться, наконец, к самой себе. Таким образом, история конца XX – начала XXI в. – это не только и не столько история «упадка России», постигшей ее «геополитической катастрофы», сколько история «перезагрузки» ее матрицы. Где будет находиться Россия на международной арене и в каком ранге, зависит прежде всего от того, какой она будет внутри.

Нынешняя Россия идет естественным для себя путем постепенных органичных изменений, прерванных революцией 1917 г. Сейчас главное дело России – ее собственная успешная трансформация, а не традиционное соперничество за власть и влияние с другими государствами. Внешняя политика – ресурс для внутреннего развития, а не ристалище геополитических или идеологических битв. Современная Россия живет «для себя», а не «для всего мира». Все, что помогает трансформации, полезно. То, что мешает, должно преодолеваться. Противопоставление «Восток или Запад» – на самом деле неточное описание проблемы «традиция – модернизация». В условиях глобальной среды степень и уровень интегрированности страны в ведущие международные институты – важнейший фактор, обеспечивающий повышение конкурентоспособности и, следовательно, общий успех.

Россия – безусловно европейская страна. Географически, этнографически, культурно, исторически Россия – составная часть европейского цивилизационного ареала. Россия специфична, самобытна и своеобразна – но все это особенности в рамках единого целого, не делающие ее уникальной цивилизацией, отдельной от европейской. В современном расширившемся Европейском союзе присутствуют многие элементы, составляющие основу «российской специфики», – православная вера, славянские корни, историческое наследие традиционного авторитаризма и десятилетий коммунистического тоталитаризма. Традиция, однако, не тождественна идентичности. Нет ничего особенно позитивного в наследии крепостничества, самодержавия или ксенофобии. С другой стороны, никакая модернизация не превратит россиян в американцев, австрийцев или австралийцев.

Россия – наиболее выдающийся (после Византии) представитель европейского Востока, но европейский Восток неправильно смешивать с другим, неевропейским: Ближним, Средним или Дальним. Перед Россией не стоит вопрос, к кому примыкать. Вместо этого стоит другой: какой быть? Рубеж XXI столетия – время воссоединения Европы, преодоления тысячелетнего раскола единой греко-римской цивилизации на восточную и западную составляющие. Расширение Европейского союза и НАТО – процесс, имеющий фундаментальное цивилизационное, а не только экономическое, политическое и военное значение. Еще большее значение, однако, имеет распространение современных экономических и политических институтов. Принципиально важно в этой связи то, как будут развиваться процессы в России.

На наших глазах формируется новый, третий по счету (после европоцентричного, «романо-германского» Запада XV – начала XX в. и американоцентричного Запада «холодной войны») мировой Запад. Он уже включает Европейский союз, Северную Америку, Японию, Южную Корею, Австралию и – во все большей степени – старый европейский Восток и Турцию. Островки Запада существуют в китайском мире (Тайвань, Сингапур, Гонконг, Шанхай), в Индии. Вестернизация начинает затрагивать Ближний и Средний Восток, вызывая там болезненную и резкую реакцию. В XX в. Япония была исключением. В XXI столетии «японский феномен» станет глобальным. Его наиболее зримым выражением станут «тайванизация» политического режима в континентальном Китае и всемирный размах деятельности китайских транснациональных корпораций.

В течение большей части XX в. советская Россия противопоставляла себя Западу в рамках коммунистического проекта. Реализация этого проекта причинила России огромный, до сих пор полностью не подсчитанный ущерб. Сбросив одряхлевшую коммунистическую систему, Россия к началу XXI в. вернулась практически в ту историческую точку, где в 1917 г. она сбилась на трагический путь. Перед страной вновь стоит двойная задача всесторонней – не только экономической – модернизации и соответственно интеграции в общество передовых государств. Стать частью «нового Запада» – не идеологический, а социально-экономический и политический проект, цель которого – повысить эффективность всех институтов общества и конкурентоспособность страны. Чтобы успешно справиться с этой задачей, предстоит выучить уроки прошлого – не только начала и середины XX в., но и последних 20 лет.

Главный вывод из недавней истории состоит в необходимости соединения модернизаторских устремлений и реформаторских программ с духом здорового российского патриотизма. В сущности, русские западники – это несентиментальные патриоты. Их созидательный пост-имперский патриотизм может стать движущей силой российской трансформации. Реформаторы 1980-х годов во главе с Горбачевым потерпели неудачу, поскольку, справедливо сосредоточившись на политике и идеологии, они упустили экономику и национальную проблематику. Попытка интеграции на основе конвергенции ценностей и кондоминиума на мировой арене оказалась несостоятельной. Реформаторы 1990-х годов, поддерживавшиеся Ельциным, сосредоточились на экономике («строительстве капитализма»), преуспели больше. В то же время макроэкономическая стабилизация не способна сама по себе создать ни современной политической системы, ни современного общества. Попытка интеграции на основе встраивания России в существующие западные институты – вначале преимущественно на условиях Запада, затем на условиях России – оказалась нереалистичной, поскольку этот проект требовал чересчур многого соответственно от России и от Запада.

Путинская стабилизация, неразрывно связанная со становлением в России бюрократического «националка-питализма», сочетает ограниченные реформы с патриотизмом, традиционным по содержанию и устаревшим по форме. Современный российский патриотизм требует прежде всего формирования современных институтов государства, т. е. выхода за пределы существующей «царской» модели управления.

Ситуация в России, однако, развивается довольно динамично. В то время как судьба миллиардных состояний остается неопределенной, в стране постепенно укрепляются основы частной собственности снизу. В то время как элитные группировки сражаются за куски бывшей государственной собственности, частные интересы миллионов людей становятся все более четко выражены. Эти крепнущие и все более конкретные интересы вступают в столкновение с косной, унаследованной от царизма и коммунизма системой управления, прежде всего на местах. Коррупция, высокий уровень которой, по-видимому, сохранится в России еще надолго, не может быть «вечной смазкой» российской экономики и политики. Требования большей прозрачности власти, личной ответственности чиновников и публичного контроля за их действиями будут усиливаться.