Григорий Явлинский - Периферийный авторитаризм. Как и куда пришла Россия

Ситуация с нынешней российской политической системой иная – она гротескна, потому что паразитирует на прошлом, не создавая ничего нового, – только расхожие клише и лозунги, за которыми нет реального содержания. Источниками нынешнего российского периферийного капитализма стало советское наследие, помноженное на реформы 90-х годов, не создавшие ни одного из необходимых для современной жизни институтов: ни закона как такового, ни правовой системы в целом, ни реального права частной собственности. Все это и многое другое, жизненно необходимое стране, было подменено имитациями – имитацией политической конкуренции, выборов, партий, парламента, правового порядка и т.п.

Но реальная жизнь не терпит вакуума. Появились сильные реальные институты-заместители: коррупция, отношения по «понятиям», вождизм, ручное управление и др. То есть институты в классическом понимании – как элементы системы управления и самоуправления общества – в России, конечно, есть, но по своему содержанию они являются демодернизационными, то есть ведут к необратимому отставанию, архаике, деградации и, в конечном счете, к общественному распаду.

Другими словами, современный российский периферийный авторитаризм носит не переходный, а тупиковый, демодернизационный характер. А главное, в силу своих встроенных черт, прежде всего в силу несменяемости и безальтернативности власти, он лишен внутренних механизмов и движущих сил самоадаптации к реальности и поиска ответов на внешние вызовы.

Поэтому правы те, кто считает, что этот режим исторически обречен; что он не сможет найти правильные формы и пути адаптации к реальным условиям – если, конечно, сами эти условия не изменятся в катастрофическом для мира направлении. Если весь мир не погрузится в пучину экономического хаоса и военных конфликтов, если он сможет нащупать путь к устойчивому росту в условиях мира и безопасности, то новое поколение российского политического класса – те, кому сегодня 20-30 лет, – не смогут долго сохранять и поддерживать политическую систему России в ее нынешнем виде, не поставив при этом страну под угрозу распада и разрушения.

А угроза такого развития событий есть, и она вполне реальна. Нынешняя система уже привела к трагическим последствиям, поставив страну на грань полномасштабной кровопролитной войны. Снова начинает работать порочный круг, когда пропаганда наличия внешней угрозы порождает или усиливает эти угрозы, а сверхусилия в военном строительстве через деградацию экономической базы снижают, а не укрепляют фактическую способность противостоять внешним и внутренним угрозам безопасности. Тем самым трагический фарс постепенно перерастает в реальную трагедию страны и общества.

Таким образом, система периферийного авторитаризма не просто оказывается неспособной решить главную историческую задачу России в XXI веке – преодолеть разрыв между нею и развитыми странами мира. Она начинает угрожать самому существованию страны в ее нынешнем виде, делая ее лакомой добычей для всякого рода экстремистов, политических мародеров и организованного криминала, которые способны превратить государство в пустую оболочку, лишенную способности выполнять даже самые базовые свои функции. О дальнейших перспективах развития событий при таком сценарии можно только догадываться.

Что же касается вопроса о том, есть ли из нынешнего трагического фарса выход в сторону модернизации и развития, то он по-прежнему остается открытым.

The key to understanding Russia’s present political system is a simple notion that it is neither a whim of history brought about by an individual will of Russia’s current leader nor an accidental deviation from the presumably natural path of building Western-style political institutions and practices. Indeed, the last two decades in Russian history did contain some important choices, which the country made, either consciously or unconsciously. Essentially, however, it was a prolonged but consistent process of authoritarian bureaucracy consolidating its self-perpetuating grip on political and economic power in the country. That is the gist and the essence of this book.

True enough, the entrenching power of centralized bureaucracy in Russia according to its ages-old tradition is embodied in the Kremlin, and the man who reigns in it at a particular moment, whatever his name may be. That gives Russian autocracy a distinct personal touch, with the man presiding over the state machine defining the style and agenda of bureaucratic rule. Nevertheless, the real power vests with the bureaucracy itself, which may be shaped and used for arbitrary ends though within limits, and able to resist the strongest pressures when its vital power instincts are infringed upon.

That is the reason why this book, which I hope tells a lot about “Putin’s Russia”, may appear too brief on Putin himself. Despite the nearly mystical power that both his loyalists and many of his opponents ascribe to him, he is essentially an integral part of Russia’s present political system, its product and explanation. His mindset is that of a typical member of Russia’s privileged bureaucratic class slightly influenced by peculiar secret-service fancies. A going theory that he by his personal will turned back the tide of 1990s and transmuted a young Russian democracy into a dictatorial state is nothing but a myth. In fact the opposite may be true: his power is a reflection and a direct continuation of the system of government and trends which materialized in 1990s.

It was exactly the time when the Soviet-era administrative elite, which had presided over the collapse of the Soviet Union and had taken control over what remained there after its demise, did not risk letting itself divide and create competing centers of power. Power in Russia remained undivided, the ruling group was subject neither to control from beneath or from competing rivals, nor to the possibility of replacement or rotation through collective decision of the privileged classes. Its power was limited only by the technical feasibility of policies to be implemented, not by binding obligations or external checks. Competition in political life was tolerated as long as rival groups aspired for the opportunity to influence the government, but not for the power it held. The single centre of undivided and unquestionable power (in the 1990s it was then-President Yeltsin) used competing groups below as checks and counterweights against each other, but its own power could not be either checked or counterbalanced.

It is exactly this kind of political system that was inherited and conserved by Putin. Moreover, he has stripped this system of unnecessary disguise and hypocrisy, and consolidated it, as well as its self-evaluation, thus making it more assertive. In fact, his personal contribution to the system could be summed up as two important things.

For one thing, he has determined the direction of its further course. As a possibility he could have opted to try changing the path of the system’s evolution towards laying the foundations for political competition and Western-style democracy, if he chose so. He did not do that for at least two reasons.

First, nobody really pushed him to do that. Neither the Russian political class at large, which had no aspirations for the role of the modernizer of Russian society. Nor the West, which talked to Putin as a man who was presiding over a country that had lost the Cold War and hence the right to participate in deciding the rules of international and even its own domestic political affairs.

Second, he himself being a true son of the old Soviet ruling elite (the siloviki part of it) did not believe in the power of political competition, considering it harmful to the unity of the Russian nation and to the strength of national statehood.

Another thing, which Putin contributed to the Yeltsintime political system, were his efforts to nullify elements that were alien to authoritarian system, that is 1) competitive elections and 2) independent private big business capable of gaining political power (the so-called “oligarchy”). In both cases he made a considerable advance in this direction even before the fresh round of authoritarian restyling of Russian politics in 2013-2014. The latter made the goal of building a near-classical autocracy based on “one nation – one leader” principle not only feasible but rather an inevitable achievement. By the time this book is published elections at almost every level have come to produce results that are 95% predictable, while the remaining 5% could be managed by other means or simply neglected. On the other hand, big private business not linked to big government survives, if it does, as a poor relic of the so-called “oligarchy” of the 1990s, and the last thing it wants to be thought of is its having any political ambitions.

As a result, what we are witnessing now in Russia is a consolidated, fully-fledgedautocracywith an indisputable leader presiding over privileged bureaucracy and a very large strata of public and semi-public workers, as well as straight dependents of the state, who rely on the government for their income and protection against all sorts of menace, both real and imaginary.