Григорий Явлинский - Периферийный авторитаризм. Как и куда пришла Россия

• разворачивание тотальной пропаганды в электронных СМИ, изменение редакционной политики прежде влиятельных демократических СМИ путем полупринудительной передачи прав собственности на них крупнейшим госкомпаниям и превращения этих СМИ по сути в спец-проекты по манипулированию общественным мнением, прежде всего столичной интеллигенции, в интересах правящей группы, резкое увеличение масштабов фальсификаций на выборах (с 2003 г.);

• активное запугивание общества (с 2012 г.) – молодежи (дело Pussy Riot), участников протестных акций («Болотное дело»), правозащитников и общественников («иностранные агенты»), бюрократии (дело Сердюкова), шумные кампании против различных меньшинств («пропаганда гомосексуализма»), «национализация элиты» и т.п.;

• усиленная работа по созданию атмосферы политической безальтернативности независимо от качества власти и ее ошибок.

Позволю себе привести цитату из редакционной статьи газеты «Ведомости», написанной не далее как в августе 2013 г.: «С большой собственностью все плохо. Ценности, полученные в результате приватизации, не были заработаны. Права, полученные новыми собственниками заводов и шахт, выглядели как восстановление несправедливости и сохраняли оттенок пожалования в обмен на лояльность… Власть сохраняет негласную «золотую акцию» в больших активах, особенно в тех, которые Кремль считает стратегическими» («Ведомости», 16.08.2013).

Не случайно многие наблюдатели отмечали в течение всего периода пребывания М. Ходорковского в заключении, а после выхода на свободу было прямо подтверждено им самим, что в политическом измерении его противостояние не отражало и, тем более, не отражает сейчас противоположный или принципиально отличный вектор возможной эволюции российского общества.

На самом деле, частные и государственные деньги, выделявшиеся в странах Запада на «поддержку демократии по всему миру», были совсем не велики, да и те, в основном, «осваивались» через перекладывание, прямо или косвенно, в личные карманы «профессиональных борцов за демократию» с весьма слабой привязкой к результату. Фактическим же результатом подобной «борьбы» было поддержание на Западе общественного интереса к нескольким десяткам резонансных, но на самом деле малозначимых сюжетов и персон, в то время как воздействие их на реальные отношения по поводу власти в нынешней России было минимальным, если не сказать нулевым.

На этот аспект редко обращают внимание, но он, на самом деле, принципиально важен. Раз уж резкой критики и откровенных анафем в адрес власти избежать невозможно (а с массовым распространением доступа к Интернету это стало невозможно физически и технически: даже в условиях гораздо более жесткой и эффективной системы контроля за населением, как показывает опыт КНР, поставить под контроль дискуссии в Интернете является нерешаемой задачей), то наиболее эффективным средством противодействия является манипулирование тематикой. «Большие» средства массовой информации, а также «специализированные оппозиционные СМИ» сознательно или в силу крайне низкого профессионализма подбрасывают критикам системы темы и сюжеты, которые преобладающей части населения кажутся несущественными или абсурдными, тем самым в значительной степени нейтрализуя эту критику. Облегчает эт у задачу и то обстоятельство, что значительная часть оппозиционно настроенной интеллигенции, ощущая себя частью общемировой (западной) элиты, не считает для себя нужным принимать во внимание представления, потребности, вкусы и предрассудки основной массы населения («быдла», «совка», «анчоусов» и т.д.). В результате, темы, способные всколыхнуть массы населения (вопросы социальной инфраструктуры, работы судебно-правоохранительной системы, здравоохранения и образования), в повестке критиков системы замещаются обсуждением злоключений отдельных оппозиционных фигур, фактов ущемления личных творческих свобод и других сюжетов, вызывающих смешанную и скептическую реакцию неполитизированного большинства. При этом нельзя не сказать, что серьезная оценка роли московской и петербургской политизированной интеллигенции в зарождении, становлении и консолидации российской системы периферийного авторитаризма заслуживает самостоятельного и весьма нелицеприятного рассмотрения.

Характерно, что искренние сторонники авторитарной системы не относят представленные в Думе партии к оппозиции, а по умолчанию считают их частью консолидированной вокруг официального лидера национальной элиты (см., например, Григорий Добромелов. Два года рокировки. «Эксперт Online», 24.09.2013 http://expert.ru/2013/09/24/dva-goda-rokirovki/?partner=23143.

Теоретически таким ограничителем может быть и внешняя угроза, но для этого она должна быть очень серьезной, зримой и актуальной. В современных условиях такая ситуация встречается редко, еще реже она воспринимается в качестве таковой правящей группой. Практика показывает, что на профилактику потенциальных внутренних угроз – социальных волнений, неконтролируемых вспышек насилия и неповиновения, организованной оппозиции, на противостояние не самым опасным внешним оппонентам – авторитарные режимы тратят гораздо больше внимания и ресурсов, чем для защиты от возможного внешнего вторжения с той стороны, с которой действительно можно усматривать такие риски.

Хочу сразу оговориться: здесь идет речь не об идеологии как части общественного сознания, присущего человеческой общности, а о конкретных идеологических системах как политическом инструменте. Первое, безусловно, шире.

Некоторые публицисты в качестве смысла «сильной власти» в понимании нынешней правящей группы называют независимость ее от общества, что тоже верно. Но все-таки главное, что в представлении этой группы отличает сильную власть от слабой, – это ее умение подавить любое действие, грозящее лишить ее возможности править и управлять, а также любое сомнение в том, что она имеет на это право.

Не следует упускать из виду и то, что не только в пропагандистском смысле Запад является удобной мишенью, но и по существу он опасен прежде всего тем, что символизирует принципы наиболее опасные и разрушительные для российского политического режима периферийного авторитаризма: равенство перед законом, независимость правосудия, неприкосновенность частной собственности, механизмы контроля власти обществом.

И я должен отметить, что в этом своем ощущении я не одинок – я мог бы дать ссылки на множество интервью, блогов и др., в которых достаточно серьезные фигуры политического бомонда и его аналитики, не склонные к экзальтации, отмечают нарастание в 2012—2013 гг. тяги власти к формированию и внушению обществу описанных мною выше идеологем.