Елена Поликарпова - Мировая элита. Кого пустят в клуб для избранных

В отличие от Ф. Фукуямы, который занимается возможными сценариями постчеловеческого будущего, конструируемого новейшими биотехнологиями, западные специалисты в области менеджмента и маркетинга Дж. Пайн и Дж. Гилмор, занимающиеся «экономикой впечатлений» и «культурой впечатлений», показывают дефицит аутентичности и человека и вещей в наше время. Они анализируют парадокс экономики впечатлений: чем более вымышленным кажется мир, тем больше люди требуют того, что является реальным [167]. Ведь нынешняя социальная и культурная реальность настолько коммерциализируется и изменяется, что индивидов все больше привлекает нечто личное и незабываемое, прежде всего, аутентичное.

Современный мир все более наполняется инсценированными впечатлениями и становится все более нереальным, потому индивиды хотят иметь дело с аутентичным, которое, по определению, есть нечто, что не изобретено и не сконструировано для того, чтобы получить прибыль. В обществе потребления, созданном современной капиталистической миросистемой, все в силу коммерциализации становится неаутентичным. Поэтому и в фукуямовском «постчеловеческом будущем» человек потеряет свою аутентичность, а, следовательно, потеряет и свое существование.

Следует иметь в виду то обстоятельство, что технобио-арт является очередным этапом развития современного искусства, когда происходит использование в технобиологических формах искусства биомехатроники, робототехники, био– и генной инженерии и других развитых технологий. В качестве примера можно привести известный проект Стеларка «Третье ухо», когда художник благодаря методам тканевой инженерии пересадил в собственное правое предплечье дополнительное ухо [168].

Само по себе «Третье ухо» слышать не может, но с имплантированной гарнитурой Bluetooth у него появляются другие, неожиданные для этого органа функции. Значимость мира технобиологических произведений искусства состоит в том, что он способен раскрыть множество неочевидного в использовании новых возможностей технологий. «Это свойство искусства hi-tech особенно ценно сегодня, на ранней стадии развития ряда высокотехнологичных трендов, когда неопределенности и непредсказуемости больше всего и когда требуется поощрять разные точки зрения, без которых существование как науки, так и искусства попросту невозможно» [169]. Иными словами, художник, подобно ученому, должен предвидеть дальше, чем прикладной взгляд ученого или технолога.

Следует иметь в виду тот существенный момент, что для современной мировой цивилизации характерны «мегариски», чьи последствия нашли свое выражение в мире произведений техно-ориентированного искусства. «Современное техно-ориентированное искусство не столько поддерживает технологические версии современности, сколько очерчивает их границы. Это значит, что в лучших произведениях современного технологического искусства мы видим не только то, что мастерски копирует природу, но то, что когда-нибудь обгонит ее, выйдя из ее феноменов, и тем самым резче, чем сегодня, проявит обоюдную остроту прогресса, который в аверсах всегда является добром, а в реверсах – неизменно угрожающим и нам, и себе злом» [170].

В произведениях современного техно-ориентированного искусства доминирует нематериальное над материальным, что выражает специфику общества знания, имеющего определенную корреляцию с так называемым «когнитивным капитализмом» (капитализмом знаний). Произведения современного технологического (постбиологического) искусства предвосхищают два основных сценария развития мирового сообщества цивилизаций посткризисного мира, а именно: общество коммунизма знаний и постчеловеческая цивилизация [171].

Рассмотрим последний сценарий в свете цифрового изобразительного искусства, выступающего в качестве тренда мирового искусства. Действительно, развитие такой продвинутой научной дисциплины, как наноэлектроника, вызвал рост интереса к одному из весьма перспективных направлений современной информатики – клеточным автоматам (клеточный автомат – это математическая модель самовоспроизводящегося организма, представляющая собой периодическую решетку, в которой состояние каждой клетки в следующий момент времени детерминировано состоянием соседних клеток). Это клеточные размерности сетки, правила изменений состояний клеток. Наибольшую известность приобрел клеточный автомат «Жизнь», созданный Дж. Конвеем, не говоря уже о вариантах трехмерных автоматов типа автомата А. Тернера. Существенным здесь оказывается то, что клеточные автоматы дали возможность выявить многие закономерности, имеющие свои аналогии в биологии, социологии и т. д. «Образ и принцип клеточного автомата находит свое выражение и в современном искусстве» [172].

Так, инсталляция «Propagaciones» аргентинского художника Леандра Нунеза получила 3-е место в конкурсе «Искусство и технология», который был организован испанской телекоммуникационной компанией «VIDA Telefonica» (2007, Барселона). В основе функционирования этой инсталляции лежит принцип автомата «Жизнь» Конвея, она состоит из 50-ти маленьких роботов, закрепленных на шестах. «Все роботы имеют равный диаметр и сделаны из одинаковых компонентов, но отличаются друг от друга. Их поведение (вращение, свечение) зависит как от того, что происходит с соседними роботами, так и от перемещения зрителей. Поэтому у зрителей возникает ощущение, что роботы взаимодействуют друг с другом в сложно организованном танце» [173].

Такого рода произведения техбио-арта не только усиливают когнитивную функцию искусства в целом, но и дают возможность исследовать острые социальные, биологические и политические аспекты будущего общества.

Произведения технобио-арта дают возможность выявить и аверсы, и реверсы когнитивного капитализма с его компьютерными технологиями. В ходе анализа феномена «когнитивного капитализма» А. Горц приходит к выводу о том, что капитализм знаний имеет шанс выжить, если он сумеет имеющийся в изобилии человеческий интеллект превратить в дефицит. Последнее достигается путем распыления знаний, созданием препятствий их распространению и обобществлению, принуждением носителей знания к рыночному сбыту. «Вследствие своих внутренних противоречий и непоследовательности, капитализм знаний представляется крайне неустойчивой, уязвимой, отмеченной культурными конфликтами и социальным антагонизмом формой общественного устройства. Но как раз эта неустойчивость и позволила ему развиваться в противоположных направлениях. Капитализм знаний – это не капитализм, подверженный кризисам, он сам и есть кризис , до глубин потрясающий общество» [174].