Джордж Фридман - «Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира

Руководство партии находилось в руках интеллигенции, таких людей, как Ленин, который до этого написал книгу «Материализм и эмпириокритицизм». Данное произведение совершенно невозможно читать, но оно, безусловно, демонстрирует уровень мышления автора как достойного интеллектуала. Эпоха Просвещения поставила интеллектуалов в центр моральной вселенной, вытеснив оттуда священнослужителей. Просвещение фокусировалось на человеческом разуме, и те, кто был способен воплотить на практике идеи разума, были самыми важными историческими деятелями. Но интеллектуал, ощущающий себя «пупом земли», подвержен искушению встать в позу проповедника, изрекающего непреложные истины. Совсем как жрец храма. Если работы такого интеллектуала открывают истину, то почему бы ему не стать правителем? Платон рассуждал о «правителях-философах», но это было чистое теоретизирование. В эпоху Просвещения допускалась реализация самых радикальных идей. В частности, образ «правителя-философа» стал приобретать вполне земные черты. А логичная, законченная идеология, выдвинутая изощренным умом, вполне могла заменить божественные откровения.

Ленин явился воплощением интеллектуала, заполнившего собой вакуум, вызванный войной, и захватившего власть в стремлении изменить мир. Ленин был противоположностью слабого интеллектуала «не от мира сего», рассеянного профессора. Он смотрел на мир через призму безжалостной логики. Интеллектуалы на службе у чистого разума способны на чудовищное варварство. Ленин однажды сказал, что цель террора — запугать [18] Не совсем ясно, какую цитату из Ленина тут упоминает автор. Скорее всего, имеет место ссылка на интервью американскому писателю и журналисту Л. Стеффенсу, данное в 1919 году, в котором есть такой пассаж: «Мы должны найти какой-то путь, как избавиться от буржуазии, высших классов… Единственное решение я вижу в том, чтобы угроза красного террора способствовала распространению ужаса и вынуждала их бежать». — Примеч. пер. . Партия была создана для запугивания, и она выполняла эту функцию. Соратник Ленина Лев Троцкий написал очень хорошую книгу о Бодлере. Троцкий также был организатором Красной армии, которой руководил во время Гражданской войны.

Это были люди нового типа — интеллектуалы действия. Мир для них являлся холстом, на котором они должны были написать свою картину — картину нового, лучшего человечества. То, что уже было на этом холсте, подлежало стиранию, причем и в общественном сознании, и в реальном мире. Для людей типа Ленина и Троцкого беспощадность проистекала из их логики; позволить чувствам, сантиментам ограничить эту логику было недопустимо. Любовь к человечеству требовала жестокости к индивидууму. Ленин как-то заметил, что нельзя приготовить омлет, не разбив яиц.

Логические построения эпохи Просвещения могли быть весьма безжалостными, но только после Первой мировой войны европейцы на практике познали, что такое нечувствительность к смерти вокруг себя, что такое страдания и жертвы во имя высшей цели. Во время Гражданской войны в России погибло, по некоторым оценкам, около 9 миллионов человек. До 1914 года таких потерь человеческий разум не мог себе представить. Но после всеевропейской бойни 1914–1918 годов подобные цифры уже никого не удивляли. Массовое убийство вытекало из революционной логики, и для Ленина не существовало никаких моральных ограничений в следовании ей. Мировая война перевела резню таких масштабов из теоретической плоскости в практическую. Пределов не было; что следовало сделать, должно было быть сделано любой ценой, логично и беспощадно.

Интеллектуалы, создавшие партию и руководившие ей, после революции предались дискуссиям и спорам между собой — что интеллектуалы, интеллигенты имеют обыкновение делать всегда. И никто из них не смог удержаться у власти. Единственная из значимых фигур, делавших русскую революцию, кто не был интеллектуалом, — это Иосиф Джугашвили, этнический грузин, который взял себе фамилию Сталин. После смерти Ленина Сталин постепенно и систематично уничтожал коммунистических интеллектуалов, убив в конце концов всех. А русский солдат, закаленный в сражениях начиная с 1914 года, ответил на призывы Сталина с куда большим энтузиазмом, чем на призывы царя. Этот солдат был твердо убежден, что теперь он умирает и убивает за СВОЕ СОБСТВЕННОЕ светлое будущее, а не «за царя, за Родину, за веру».

Сталин продолжил и многократно усилил революционную традицию безграничного террора и массового убийства. Вместе с партийными интеллектуалами под нож репрессий попали крестьяне, придерживавшие зерно, потенциально враждебные советской власти малые народы, весь рабочий класс и военное руководство до самых его низов. Скорее всего, Сталина можно назвать коммунистом в том смысле, что он осознавал необходимость выживания советского государства любой ценой для последующей победы коммунизма. Его путь по защите государства требовал установления царства террора, масштаб которого трудно измерить. Только в 1937 году было казнено 681 692 человека, по большей части членов компартии. Некоторые исследователи, например Роберт Конквест — британский историк, специализирующийся на исследовании истории СССР, полагают, что число расстрелянных приближается к 2 миллионам человек. Это были просто те, кого арестовали и расстреляли за действительные или вымышленные преступления. Кроме того, за десятилетие тридцатых годов около 20 миллионов умерло от голода, который был вызван не природными катаклизмами, а действиями властей, в основном на Украине, но не только там, а и в других частях Советского Союза.

Эти ужасающие цифры людских потерь в мирное время имели некое рациональное обоснование, пусть и безобразное. Советский Союз в 1930-е годы стоял перед лицом надвигающейся войны. Существовало понимание, что без ускоренной индустриализации страны эта война будет проиграна. Зерно являлось важнейшей валютой, с помощью которой можно было накормить промышленных рабочих, а на доходы от ее продажи — закупить недостающие технологии на Западе. Урожая не хватало, чтобы достичь двух этих целей и одновременно прокормить многочисленное крестьянство. Поэтому Сталин решил проводить политику фактической конфискации зерна, оставляя крестьян умирать с голода. Интеллектуалы оказались недостаточно беспощадны для этого. Один из старых большевиков, Бухарин, который не был излишне слабонервен, тем не менее был глубоко потрясен тем, что государство сделало с крестьянством. Тогда, согласно сталинской логике, для продвижения вперед его, как и многих других, следовало физически устранить.

Европейские левые интеллектуалы простили Сталину все убийства частично потому, что не могли поверить в возможность осуществления террора такого масштаба, а частично потому, что были согласны с логикой террора. Остается только догадываться, что бы эти интеллектуалы сказали и сделали, если бы они стали реальными свидетелями сталинских убийств или если бы от них потребовали принять участие в терроре. Очень часто логика воспринимается совершенно по-другому, когда находишься вдалеке от грубых последствий ее воплощения в жизнь. Однако надо признать, что как бы ни велика была эта бойня, за ней стояла все та же пресловутая логика и все тот же пресловутый разум.