Николай Губенко - Театр абсурда. Во что превратили Россию

– Насколько отличается репертуар театра «Содружество актеров Таганки» от постановок старой Таганки, где основой были музыкально-поэтический язык и точная пластика?

– Мы, в основном, играем классику. У нас идут «Белые столбы» Салтыкова-Щедрина, «Дурь» Некрасова, «Принцесса и свинопас» Андерсена, «Иванов», «Чайка» Чехова…

Гляньте на афишу Любимова, и Вы поймете разницу. С точки зрения режиссерских пристрастий, мы остаемся сторонниками традиций Брехта, Вахтангова, Станиславского.

– Значит, концепцией театра, как и прежде, остается актуальность?

– Мы стараемся не забывать о том, что происходит в стране. Взять хотя бы ту же «Чайку» или «Иванов». Сколько у нас сейчас таких Ивановых и Треплевых? В одной только армии в прошлом году 560 офицеров покончило жизнь самоубийством. Причем, все в среднем возрасте. Ну, а сколько их всего по стране? Кто считал?.. У нас также есть постановки, близкие сегодняшнему дню. Это спектакли «ВВС» (Высоцкий Владимир Семенович), «Афган»…

Когда ставили «Афган», мы не ожидали, что через несколько лет он окажется столь востребованным. Выпускался он очень тихо, без всякой шумихи. Просто как дань погибшим в Афгане ребятам. В создании спектакля нам активно помогали сами «афганцы», начиная с инициатора идеи полковника Е. Раздобудько, генерала Б. Громова, А. Руцкого, Г. Шпака, Р. Аушева, кончая простыми солдатами. Они и сейчас не забывают спектакль и помогают, чем могут.

– Над этим спектаклем вы работали вместе с Жанной Болотовой. Ваши взгляды на постановку всегда совпадали?

– Жанна – соавтор всех моих работ. Не было бы ее, не было бы моих фильмов, спектаклей, всего, что мною сделано в профессии. Она не всегда значится в титрах, но всегда со мной. Без нее не было бы возможным все, что мною сделано.

– Можно ли считать «Афган» обобщением в вашем творчестве военной темы?

– Любая война – смерть, кровь, боль, потеря близких. Я не знаю, обобщение это или нет. Я просто делал и продолжаю делать то, что чувствую, знаю и о чем хочу говорить.

– Сюжет «Подранков» взят из вашего детства?

– Да. Это полубиографическая история.

– Взяв тему детства в «Подранках», вы последовательно перешли к теме среднего возраста в картине «Из жизни отдыхающих» и замкнули образовавшуюся цепочку темой старости в фильме «И жизнь, и слезы, и любовь…». Это случайность или вы так и предполагали?

– Знаете, мне всегда казалось, старость сродни детству. В детстве человек не обременен еще ни профессией, ни ответственностью за свои действия перед обществом. Живет, как писал Достоевский, подобно «зеленому клейкому листочку». В старости это повторяется. Человек сбрасывает с себя наросшую за годы кору профессиональных и прочих обязательств и, если он не немощен, то ему дается прекрасный шанс насладиться природой, полюбоваться пейзажем, поразмышлять над прожитыми годами, послушать музыку, подытожить потери и уйти.

– Как вы думаете, в наши дни искусством можно что-либо изменить?

– Если в это не верить, то, в чем смысл жизни тех, кто занимается искусством? Главное, сейчас не быть на поводу у времени и хотя бы интуитивно отличать подлинное искусство от конъюнктуры времени.

– Меняется время, меняются устремления, меняются желания. Сейчас чего бы вам лично больше всего хотелось?

– Жизнь человека коротка. Хочется еще многое увидеть, хочется насладиться жизнью в полной мере. Хотелось бы иметь свободные деньги, чтобы успеть реализовать то, что осталось в столе, что лежит в архиве, что, кроме меня, уже никто и никогда не поднимет. Но, к сожалению, нет ни денег, ни времени.

Но все это мелочи жизни. Главное, чего больше всего хотелось, это увидеть, как народ, не раз восстававший из пепла за свою многовековую историю, принесший столько жертв, собрав все свои духовные силы, преодолеет братоубийственные расколы и выйдет из нынешнего беспримерного разрушительного нравственного ужаса единым, мощным и созидающим. Я верю, что так будет.

2001 г.

Мы беседуем с Николаем Губенко, народным артистом, депутатом Госдумы, в официальном кабинете, а вспоминается все теплое, человечное, что подарил он зрителям своими ролями, своими фильмами, своим вниманием к людям трудной судьбы, умением не только страдать страданиями тех или иных сценических героев, но и сострадать обычным людям. Вспоминается замечательный Борис Годунов в незабываемом таганковском спектакле Любимова, вспоминаются фильмы, где были и «жизнь, и слезы, и любовь».

– Как живется сейчас, Николай Николаевич, как оцениваете вы нынешнюю театральную нашу ситуацию, что находите интересного, что, напротив, тревожит?

– Сегодня театральная ситуация отражает политическое состояние страны и общества в целом. Наше «монолитное» советское общество разбилось на такие мелкие осколки, что каждому «осколку» нужен свой театр и каждый «осколок» этот свой театр пытается обрести. Я же привержен реалистическому театру, театру тонкому, психологическому. Моими любимыми спектаклями на разных сценах были: «Мещане» и «Холстомер» у Товстоногова, «Взрослая дочь молодого человека» в Театре Станиславского, «Старый Новый год» во МХАТе, «Провинциальные анекдоты» в «Современнике», ну и, разумеется, многие спектакли в Театре на Таганке: «Добрый человек из Сезуана», «Пугачев», «Дом на набережной», «Послушайте»… Да разве перечислишь?

– А как вы думаете, Николай Николаевич, актер – это всего лишь лицедей, играющий ту или иную роль вне политической ситуации века, или актер – это одновременно и политик, и философ, и гражданин, болеющий всеми бедами и радостями своей земли?

– Актер – лицедей, но актер – и думающий человек, а думающий человек не может абстрагироваться от политики. Скажем, чудесный клоун Полунин в свое время сделал потрясающую политическую пантомиму «Нельзя!». Такая простенькая на вид, она, это пантомима, ярко обличала всю нелепость и глупость запретов времен застоя. Печатать Высоцкого – нельзя; выпустить на экраны «Проверку на дорогах» – нельзя; построить второй этаж на даче – тоже нельзя. Разумеется, и Высоцкого слушали, и смотрели «Проверку на дорогах», и строили вторые этажи на дачах.

Но вот сейчас, когда, казалось бы, все можно, глупого, нелепого, а то и отвратительного в нашей жизни стало значительно больше. А вот обличителей что-то не видно совсем. Напротив, почти каждый в своем интервью гордо заявляет, что он не будет касаться политики, что он далек от всего этого, что его удел – чистое искусство. А какое же оно чистое, если под него хихикает глупость, глумится порнография, оскорбляется ум, унижается нравственность? Конечно, неплохо бы приходить в мир без политики, жить в согласии с природой, не тронутой цивилизацией. Но вот беда – сама природа политизирована, земля разделена на государства, общество – на верующих и неверующих, на различные национальности, племена. Ты, например, приходишь в мир в 1941 году. Кровавое месиво политики и беспощадной войны с фашизмом. И война отнимает у тебя отца и мать. В 1945-м таких, как я, было 19 миллионов сирот. И именно политика государства тогда помогла нам стать на ноги, получить образование, профессию. И я никогда не перестану благодарить то поколение, то государство, которое вырастило нас.