Юлия Черняховская - Вершина Крыма. Крым в русской истории и крымская самоидентификация России. От античности до наших дней

Раздел СССР означал пересмотр всех оценочно-ценностных составляющих национального самосознания его народа и народов. На место исторической и национальной гордости, даже в тех случаях, когда это открыто не артикулировалось, по умолчанию ставилось требование открытого или молчаливого признания собственной вины за собственное существование, своей отрицательной роли в истории и к тому же – своей никчемности. Миллионы людей объявлялись либо преступниками, либо участниками исторических преступлений, народом, шедшим по принципиально неверному пути, никчемным народом, обреченным на покаяние и раскаяние.

И одновременно с этим происходило разрушение историко-цивилизационных оснований их существования – и цивилиазионно-смысловых осей собственной целостности, и собственного бытия, как явления исторической реальнсоти.

Утрата Прибалтики означала демонтаж и разрушение практически всего петровского вектора, имевшего следующие составные: возвращение России территорий, отнятых у нее в условиях немецко-шведской агрессии XII–XIII веков, соответственно – отказ от зоны во многом исторического возникновение прарусских народов и племен. Но в петровском векторе более существенны два другие начала: 1) идентификации России как морской державы и всего романтически-героического содержания этого начала, 2) а также – европейской идентификации России, признания ее великой европейской державой.

Утрата Украины означала не только утрату понятных геополитических позиций, опять-таки связанных и географическими позициями в Европе, на Черном море и остатков морской статусности, но и разрушение смысловой оси единства славянских, во всяком случае – восточнославянских народов.

Утрата Закавказья не только открывала вопрос об удержании Кавказа и единства по потенциальной «волжской линии», – но и перечеркивала смысловую ось образования и развития страны, как объединения исторически православных народов.

Потеря среднеазиатских республик разрушала евразийскую статусность и претензию России. Не говоря о том, что эта зона, естественно, становилась зоной экспансии южных конкурентов России – Китая, Ирана, Турции и всего исламского экспансионирующего вектора – и зоной международной наркотической экспансии, что вело и к превращению России в мост наркотранспортировки.

Если ее народ становился из народа-защитника, спасителя, просветителя и строителя народом-оккупантом, поработителем и носителем исторической вины, то на геоцивилизационно-идентификационном уровне страна из страны славянского, православного, евразийского единств, европейской и морской державы, восходящей в своей исторической преемственности к эпохе и цивилизации эллинизма через эллинистические оазисы Тавриды, Средней Азии – и империю Александра Македонского, – обращалась в нечто невнятное по своей идентификации.

Не европейское и не славянское, не православное и не евразийское.

Она обрушивалась в свои границы – и как политическое, так и образное состояние, которое было до походов в Среднюю Азию, до включения в себя Закавказья и до воссоединения с Украиной – то есть в состояние первой половины XVII века, когда страна была чуть ли не в состоянии тяжелого обморока после потрясений Смуты и задержалась в своем развитии чуть ли не на столетие, пока в ней не созрели силы для петровского разрывающего рывка.

Демонтаж СССР, таким образом, оказался не только катастрофой социальной контрреволюции и распада советской политической модели – но катастрофой разрушения складывающейся веками цивилизационной и морально-оценочной самоидентификации, разрушением национального и цивилизационного самосознания.

На самом деле первое и внятное самоидентификационное определение было предложено для понимания РФ Путиным, охарактеризовавшим ее как сохраненную территорию СССР.

Но сохраненные территории на то и являются сохраненными, что решают задачу не только удержания остатков – но и возврата утраченного и отнятого.

Не так давно представители российской власти заявляли, что Россия не намерена возвращаться к вопросу о принадлежности Крыма. И что любому, якобы, должно быть ясно, что претензия на Крым – это война. Россия к этому вопросу вернулась. Крым вернулся в Россию. И войны не было.

В том утверждении было налицо несколько неточностей. Во-первых, все-таки, наверное, так тогда считала не Россия – а те или иные представители той власти. Для того, чтобы знать, что считает по этому поводу Россия – или ее народ – нужно проводить минимум социологический опрос, а скорее – референдум. И то он мог отразить лишь мнение того дня. Которое со временем могло стать другим.

Причем так же, как и мнение власти. Власть ФРГ, например, на рубеже 1960-1970-х гг. подписала Договор с Германской Демократической республикой о признании ее границ и ее самой – а в 1990-м году ее аннексировала. Несмотря на то, что в 1975 году подписала Заключительный акт Хельсинского совещания, в котором признавалась нерушимость границ в Европе.

Сами по себе те заявления – были понятны. Тем более – в свете как будто бы дружественных отношений с нынешним руководством Украины. Хотя эта дружественность даже тогда вызывала некоторые сомнения.

В Таможенный Союз даже Украина Януковича не вступила – и всячески от этого уже тогда отказывалась.

Но ситуативные ограничения внешнеполитического ведомства страны – все-таки не могут быть ограничениями воли народа и проводимой его страной политики. Все же в Конституции РФ записано, что единственным сувереном и источником власти в РФ является многонациональный российский народ, который осуществляет свою власть через выборы и непосредственно.

Поэтому внешняя политика страны, в принципе должна проводиться не в соответствии с тем, что считало уместным или тактичным министерство иностранных дел и не с тем, что по этому поводу думали те или иные представители власти – а в соответствии с тем, чего желал этот суверен.

И данные о том, чего он желал – все же были уже тогда. Среди прочего, данные опроса, проведенного к 55-й годовщине «шутки Хрущева».

Картина получается такой: не согласных с разделением в обществе в целом уже тогда было явное большинство – 63 %.

В целом мы видим, что в России уже тогда, пять лет назад, до Майдана и нацистского переворота на Украине имелось порядка 20–25 миллионов человек, готовых на использование естественных, вооруженных методов защиты своего права на полуостров. И 69 % (порядка 90 миллионов человек) не страшится в принципе пойти на конфликт по этому вопросу.

Тогда как группа коллаборационистов, выступающих за отказ от Крыма, находилась в абсолютном меньшинстве – 13 %.