Пол Оффит - Ящик Пандоры. Семь историй о том, как наука может приносить нам вред

Официально Первая мировая войназакончилась 28 июня 1919 года подписанием Версальского договора. Следующим летом Фриц Габер узнал, что его занесли в список военных преступников и Антанта требует его экстрадиции. Услышав об этом, он отрастил бороду, купил поддельный паспорт, бежал в Швейцарию, получил гражданство и поселился в Санкт-Морице. В ноябре 1919 года ему сообщили, что он получил Нобелевскую премию. Когда представители Антанты отозвали запрос об экстрадиции, Габер вернулся в свою любимую Германию.

В Гаагской конвенции 1907 года был четко оговорен запрет на использование ядовитого газа, но Версальский договор сделал его еще более ясным. Страны Антанты хотели убедиться, что Германия никогда больше не воспользуется химическим оружием. Немецкому государству было запрещено использовать «удушающие, ядовитые и другие газы и все аналогичные жидкости». Более того, «их изготовление и ввоз были строго запрещены». Но Фриц Габер так не считал. По его мнению, договор не имел моральной или правовой легитимности. И, как и в случае с Гаагскими конвенциями, проигнорировал его. Имея представление о действии хлора при Ипре, Габер у себя в лаборатории в Институте кайзера Вильгельма продолжал испытывать на животных химическое оружие. Он убедил международных военных инспекторов, посетивших его институт, что работал над средствами от насекомых. Габер никогда не ввозил в страну химическое оружие, как это предусмотрено договором, но экспортировал его. Он помог Испании в строительстве установки по производству иприта. И он содействовал российским чиновникам в запуске программы отравления ядовитым газом на Волге [22] Первые опыты по промышленному производству в России удушающих средств начаты в августе 1915 года, было добыто около трех тонн хлора, а в октябре началось производство фосгена. Тогда же начали формироваться особые химические команды для выполнения газобаллонных атак на фронте. Снабжение русской действующей армии специальным химическим имуществом… получило полное развитие лишь в 1916 году ( Барсуков Е. З. Артиллерия русской армии (1900–1917 гг.): в 4 т. М.: Воениздат МВС СССР, 1948–1949. Т. I). Весной 1921 года уже в Красной армии существовало всего три химические части, способные провести газовые атаки. Известно лишь две операции, где заранее планировалось применение газовых снарядов, причем в одной из них они так и не были использованы. Кроме того, выявлено два разрозненных эпизода артиллерийской стрельбы химическими боеприпасами. Этим исчерпывается история «тамбовских газов». Прим. ред. . В 1924 году в сотрудничестве с Министерством обороны Германии он создал заводы по производству хлора и иприта в Центральной Германии, представив их иностранным инспекторам как «заводы по производству нефти и нефтепродуктов».

30 января 1933 годак власти пришел Адольф Гитлер. Через три месяца он представил свой Закон о восстановлении корпуса гражданских служащих. Евреям отныне не разрешалось работать на правительство.

Изначально Фриц Габер не думал, что новый закон имеет к нему какое-то отношение. Все-таки в 24 года он крестился в церкви Святого Михаила в Йене и был протестантом. Но оба его родителя были евреями, и в глазах представителей Третьего рейха Фриц прежде всего был семитом, а не великим ученым. Однако и в этом законе существовала лазейка: по настоянию предшественника Гитлера, Пауля фон Гинденбурга, все, кто верно служил стране в Первой мировой войне, все же могли работать на правительство, даже если были евреями.

Когда Гитлер пришел к власти, в Германии проживали около 500 000 евреев, что составляло менее 1 % населения. Примерно 10 000 перешли в другую веру, главным образом для того, чтобы облегчить себе достижение успеха в бизнесе или науке. Как и большинство из них, Фриц сменил вероисповедание, чтобы стать «более немцем», но при этом ничего не сделал для сокрытия своего еврейского происхождения. И первая, и вторая жены были еврейками, равно как и большинство друзей. Когда нацисты предложили Габеру заполнить анкету, в графе о происхождении он написал «не ариец».

21 апреля 1933 года Фрицу позвонил министр искусства, науки и культуры Третьего рейха Бернхард Руст и ясно дал понять, чего хочет: Габеру следовало установить всех работавших в его институте евреев. Сначала он пытался подчиниться: уволил двух старших научных сотрудников-евреев, но сделал это только после того, как нашел им работу за пределами Германии. Он не мог заставить себя уволить других семитских ученых, особенно молодых, которые, по его мнению, больше всего нуждались в защите.

В отличие от Габера многие еврейские ученые, жившие в Германии, никогда не обращались в христианство. Настойчивое требование Гитлера уйти в отставку внушало отвращение. Джеймс Франк, который, как и Габер, служил своей стране во время Первой мировой войны и также позднее получил Нобелевскую премию, отказался жить в государстве, где столь жестоко обходятся с евреями, и ушел с поста профессора Геттингенского университета. Но сначала он написал письмо Фрицу Габеру, в котором говорится: «Я не могу встать перед студентами и вести себя так, будто все это для меня не имеет значения. И также не могу грызть кости, которые правительство бросает еврейским ветеранам войны. Я уважаю и понимаю тех, кто хочет удержаться на своих позициях, но должны быть и такие люди, как я. Так что не ругай Джеймса Франка, он тебя любит». (Позже Франк эмигрировал в США и работал с Робертом Оппенгеймером над созданием атомной бомбы.)

Франк предполагал, что Габер, как самый выдающийся ученый в Обществе кайзера Вильгельма, останется в Германии. Но оказался неправ: Фриц был сыт всем этим по горло. Он хотел быть уверенным, что для нового режима будет по-прежнему незаменимым специалистом, даже несмотря на еврейское происхождение.

Через три недели после того, как Адольф Гитлер представил закон, запрещающий евреям работать на правительство, Фриц ушел в отставку с поста руководителя Института кайзера Вильгельма. Никто не мог в это поверить, включая самого Габера. Он предполагал, что Бернхард Руст никогда не примет его отставку: ни за что не позволит столь видному и уважаемому ученому, как он, покинуть страну. «Настоящим прошу разрешить мне уйти в отставку с 1 октября 1933 года, — писал Габер. — В соответствии с директивами закона „О национальной гражданской службе“ от 7 апреля 1933 года я имею право оставаться на посту, несмотря на то что мои родители, как и их родители, были евреями. Но я больше не хочу пользоваться этим».

Когда Альберт Эйнштейн узнал, что Габер подал в отставку, немедленно написал ему письмо. «Могу представить ваш внутренний конфликт, — писал он. — Это все равно что отказаться от теории, над которой вы работали всю жизнь. Для меня это не то же самое, потому что я никогда не верил в это». Теория, по-видимому, заключалась в том, что немецкое высшее командование будет чтить верность, слепую преданность и служение, соблюдать приличия; что ему будет важно все, что Фриц может сделать для него, а не то, какой вере он принадлежал по рождению. Но все получилось иначе: Габер был евреем и это все, что имело значение для нацистов. Им было наплевать на образование и научное сообщество. Напротив, немецкие ученые, преподаватели и другие представители интеллектуальных профессий были скорее угрозой, чем предметом гражданской гордости. Когда Руст принял отставку, Габер был просто ошеломлен. «Мне никогда не было так горько», — писал он.