Вера Дорофеева - Сто лет восхождения

Логика его рассуждений была нехитрой. Да, «битые горшки» оказались правы, когда подняли тревогу, добрались до самого президента и сумели убедить его в реальности создания атомной бомбы. Они тогда напирали на то, что с помощью этого оружия Гитлер в состоянии будет завоевать весь мир. Но если ученые оказались правы в главном и создание атомного оружия в США теперь реально, то они вполне могут оказаться правы и в другом. Где гарантия, что получилось только у нас одних? А вдруг противник преподнесет подобный сюрприз, когда союзные войска высадятся в Европе?

Мысль о том, что гитлеровцы, имей они атомное оружие, применили бы его в первую очередь против советских войск на восточном фронте, где действительно шли упорные, ожесточенные бои, генералу Гровсу не приходила в голову. Генерал был патриот. Его интересовали немецкие физики.

...Итак, охота началась. Загонщиками стали люди, на мундирах которых красовалась броская, но мало понятная эмблема: белая буква «альфа» из греческого алфавита, пронзенная красной молнией. По мнению тех, кто задумывал эту таинственную операцию в Америке, в частности главы «Манхэттен-проекта» генерала Гровса, подобный знак символизировал энергию атома. Впервые в истории войн объектом для армейской разведки становились исследователи. Не конструкторы оружия, не авторы скорострельных пулеметов, а ученые, погруженные в мир еще недавно абстрактных проблем.

То ли в насмешку, то ли по какой-то странной ассоциации, то ли отдавая дань ретивости главы «Манхэттен-проекта», чины из военной разведки закодировали миссию по сбору научной и технической информации романтическим названием «Алсос», что по-гречески значило «рощи». Но в переводе на английский это же слово было аналогично фамилии самого генерала — «Гровс».

И хотя тот метал громы и молнии, менять название миссии не стали. Не было ни времени, ни гарантии, что подобная чехарда с названиями разведмиссии не привлечет к себе чьего-то излишнего внимания.

Первым объектом миссии «Алсос» стала Италия, где в конце 1943 года высадились американские войска. 14 декабря вся разведгруппа вылетела из Алжира в Неаполь. Логика в этом маршруте была. Фашистские Италия и Германия много лет считались союзниками. В тридцатые годы в Италии, как и в Германии, возникла серьезная школа физиков. По сути дела, все важнейшие открытия в области деления урана сделаны в Риме или в Берлине. Вполне вероятно, что для работы по созданию атомного оружия нацистская Германия привлекла ученых из Италии. Значит, путь к секретам исследований третьего рейха может пролечь и через Аппенинский полуостров. Но, увы, известные физики Италии, допрошенные в Римском университете, не сообщили представителям миссии «Алсос» ничего существенного. Практически работы по делению урана в Италии не велись с момента эмиграции Ферми в США.

Да, итальянцы Амальди и Вик занимались перед самой войной теоретическими исследованиями в области разделения изотопов, физикой нейтронов и космических лучей. Но о том, что урановые шахты в Чехословакии возобновили интенсивную работу, они не знали. С предложением о сотрудничестве к ним никто из немецких коллег не обращался. Да и что нового еще могли сообщить Амальди и Вик, если они были мобилизованы и тянули лямку простых армейских офицеров до конца 1943 года? А затем, после капитуляции маршала Бадольо и создания под нажимом нацистов новых частей, скрывались от властей, чтобы снова не попасть в военный водоворот.

Первый этап миссии «Алсос» оказался безрезультатным. Но генерал Гровс по-прежнему бил тревогу, заставляя службы стратегической и военной разведок добывать сведения, на которые раньше не обращали внимания. Десятки агентов секретных служб, особенно в нейтральных странах — Швейцарии и Швеции, не ведая об истинной подоплеке, получив задание, лишь пожимали плечами. Германия содрогается от налетов союзнической авиации, а от них требуют установить точное местонахождение никому не известных физиков.

Офицеры авиационной разведки тоже недоумевали. Непонятно, что ищут. Но только все снимки тщательно изучаются таинственными немногословными американцами, и, по-видимому, безрезультатно.

Двадцать третьего марта 1944 года генерал Гровс вручил начальнику генерального штаба США следующее письмо:

«1. Радиоактивные вещества обладают весьма эффективным поражающим действием. Немцы, которым известно об их существовании, могли наладить их производство с целью использовать в качестве оружия. Возможно, это оружие будет внезапно применено против союзных войск при их вторжении на побережье Западной Европы.

2. По мнению большинства специалистов, вероятность их применения невелика, но если они все же будут применены и какая-либо воинская часть подвергнется их внушающему страх воздействию, может возникнуть сложная обстановка.

3. Предлагаю направить генералу Эйзенхауэру письмо, проект которого прилагается...»

Сложная обстановка у войск союзников действительно возникла. Но отнюдь не при высадке на пляжи Нормандии и не из-за применения командованием вермахта «радиоактивных веществ». А значительно позже и по другой причине — в Арденнах.

К моменту же начала операции «Оверлорд» во Франции члены команды «Алсос» располагали списком основных целей. В него входили фамилии ученых, их домашние адреса, только затем в списке шли данные о лабораториях, мастерских, складах. Первым объектом значился Жолио-Кюри. За ним — соратник Жолио по многолетним исследованиям, его жена — Ирэн Кюри.

Кадровый разведчик Борис Паш двадцать четвертого августа 1944 года наконец-то вышел на «объект номер один». Жолио-Кюри встретил Паша и его подчиненных, ворвавшихся на «джипе» в Париж с первыми частями союзных войск, на ступеньках своей лаборатории. Повязка — знак участника отряда Сопротивления — еще красовалась на рукаве пиджака Жолио как свидетельство недавних баррикадных боев на улицах французской столицы. Знаменитый физик и кадровый американский разведчик провели вместе длинный августовский вечер.

Была распита бутылка шампанского, которое пили из мензурок.

В разговоре Паш старался незаметнее подобраться к предмету, его интересующему. Поэтому терпеливо слушал подробный рассказ Жолио-Кюри о том, как в этой вот лаборатории под носом у нацистов он изготовлял примитивные бомбы для участников готовившегося в Париже восстания. Словно невзначай Паш помянул Ганса Халбана и Льва Коварски. Именно им французский ученый поручил вывезти запасы тяжелой воды, когда оккупация Франции стала очевидной и неизбежной.

Для Жолио-Кюри, знавшего о том, что один из его бывших сотрудников теперь работает в Канаде, судя по всему, по прежней тематике, не стоило большого труда связать воедино и проблемы урана, и внезапный визит Паша, и профессиональное терпение собеседника, когда он рассказывал о годах жизни при оккупации. Предмет скрытой заинтересованности гостя стал ясен Жолио-Кюри. Поэтому он сам, услышав незаданный вопрос, довольно четко ответил на него. Жолио-Кюри успокоил американцев, сказав, что, по-видимому, в работе с ураном успехи у ученых «третьего рейха» незначительны и вряд ли они близки к изготовлению атомного оружия. Он, во всяком случае, не только отказался в свое время от участия в военных исследованиях для немцев, но и запретил вести какие-либо работы по этой тематике в своей лаборатории. Правда, после оккупации Парижа два исследователя из рейха проводили ряд опытов на его циклотроне. Но это были чисто академические работы. По ночам Жолио-Кюри сам лично по лабораторным журналам контролировал, чем занимаются гости.