Николас Уэйд - Неудобное наследство: Гены, расы и история человечества

Разнообразие рас и этнических групп, возникшее на протяжении истории человечества, представляет собой великий эксперимент, в ходе которого природа тестировала некоторые вариации, характерные для человеческого генома. Этот эксперимент ведется не в наших интересах: у него нет цели или смысла, однако он дает большие преимущества. Существует не один тип человеческого общества, а много, и они создают огромное разнообразие человеческих культур, лучшие черты которых могут перениматься и улучшаться другими. Без западной эффективности страны Восточной Азии до сих пор бы оставались автократиями в состоянии застоя. На Западе успешность евреев принесла пользу всем экономикам, в которых они работали, а также обеспечила неоценимый вклад в искусство и науки. Богатые культуры Восточной Азии тем не менее еще могут найти способ превзойти Запад, как они это делали большую часть своей предыдущей истории.

Идея, что человеческие популяции генетически отличаются друг от друга, активно игнорировалась академическим сообществом и политиками из–за опасений, что такие изыскания могут содействовать расизму. В данной книге представлена попытка доказать: люди по всему миру чрезвычайно похожи между собой как индивидуумы, но общества сильно отличаются, и причина этому — эволюционные различия в социальном поведении. И вместо того, чтобы их игнорировать, было бы гораздо полезнее учитывать этот факт.

Более того, страхи, что эволюционная концепция расы породит новую фазу расизма или империализма, несомненно преувеличены. Уроки прошлого еще живы в памяти. И хотя наука является автономной системой знаний, ее интерпретации в значительной степени зависят от интеллектуального климата, господствующего в обществе. В XIX в., в период активной европейской экспансии, люди прибегали к социал–дарвинизму, чтобы оправдать власть над другими и отказать бедным в их праве на улучшение благосостояния. От такой интерпретации дарвинизма отказывались так старательно, что уже трудно себе представить, как можно было бы к этому вернуться.

Но не является ли некой формой расизма объяснение успешности Запада генетикой западных людей? Нет, и на это есть ряд причин. Во–первых, здесь нет утверждений о превосходстве, характерных для расизма, а успешность — это никак не превосходство. Экономический успех Запада — открытая книга, которую все остальные могут копировать, что они и делают, а также улучшать. По всеобщим представлениям, Китай — восходящая держава, чья роль в мире еще не определена. Государства сравниваются по таким критериям, как экономическая или военная мощь, которые постоянно меняются и никому не дают права или основания заявлять о собственном вечном доминировании, не говоря уже об изначальном превосходстве.

Во–вторых, достижения общества — в области экономики, искусств или боеготовности — в первую очередь опираются на его институты, которые по большей части имеют культурную основу. Гены могут подталкивать социальное поведение в том или ином направлении, влияя на характер общественных институтов в масштабе поколений, но это фоновый эффект, и он незначителен по сравнению с крупными волнами культуры.

В-третьих, все человеческие расы являются вариациями на одну и ту же тему. С эволюционной точки зрения или с любой иной нет оснований для объявления превосходства одной вариации над другой.

Одна из причин, почему обсуждение генетики настолько непростое дело, заключается в убеждении, будто гены неизменны, и сказать, что человек или группа людей является носителями неблагоприятных генов, — значит назвать их неисправимыми. Это вряд ли справедливо.

Гены, которые нельзя изменить, например те, что определяют цвет кожи или волос либо пропорции тела, не связаны или не должны быть связаны с преуспеванием в современной экономике. Важные гены, по крайней мере в плане различий между цивилизациями, — это гены, влияющие на социальное поведение.

Однако гены, регулирующие поведение людей, редко действуют императивно. Они только задают склонности, даже самые сильные из которых можно преодолеть. Почти наверняка существуют гены, предрасполагающие людей относиться к инцесту как к чему–то отвратительному, однако случаи инцеста не так уж редки, поскольку эти нейронные запреты можно игнорировать. Подсказкам поведенческих генов возможно противостоять, поэтому врожденное социальное поведение обычно подвергается разнообразным воздействиям, например со стороны образовательных институтов, общественного давления, налоговых льгот. Короче говоря, многие формы социального поведения могут быть модифицированы, и это с ними и происходит, даже если на них влияет генетика. Когда речь идет о поведении, «генетическое» не означает «неизменяемое».

Новые знания часто бывают потенциально опасны — вспомним пример атомной энергии. Но, вместо того чтобы поддаться вечному искушению луддитской паники, западные общества, как правило, считали необходимым продолжать исследования, так как были уверены, что удастся из этого извлечь пользу, а риски — преодолеть. Трудно понять, почему нельзя применить тот же принцип к исследованию человеческого генома и его расовых вариаций, даже если исследователям и их аудитории следует прежде всего проработать терминологию и концепцию, чтобы в дальнейшем обсуждать опасные темы.

Многие ученые, от историков до антропологов и популяционных генетиков, подразумевают, что человеческая эволюция прекратилась в далеком прошлом и только потом, через некий промежуток времени, началась история. Но вечно нарушающая покой теория Дарвина не подчиняется ничьим религиозным или политическим представлениям, а зачастую выставляет своих противников на посмешище перед будущими поколениями. Если эволюция не может остановиться, тогда история должна была происходить в ее рамках и ощущать влияние эволюционных изменений. Знание обычно считается лучшей основой для политики, чем невежество. Эта книга стала попыткой — может быть, не до конца удавшейся — развеять страх расизма, витающий вокруг обсуждений на тему различий между группами людей. А кроме того, исследовать то значение и те последствия, которые связаны с новым открытием, доказавшим, что человеческая эволюция происходила до недавнего времени, была обширной и носила региональный характер.

Данная книга, как и «Инстинкт веры» (The Faith Instinct), выросла из книги «На заре человечества» (Before the Dawn)17 — обзора по эволюции человека за последние 50 000 лет. И религия, и раса — чрезвычайно важные, основополагающие, но, как ни странно, неисследованные аспекты человеческой жизни. Как и все прочее в биологии, они не имеют смысла, если не рассматриваются в свете идей эволюции.