Вадим Сафонов - Земля в цвету

Да, шполянская победа дошла до души. По Украине пронеслось: «Не осоромимось перед шполянцями!»

Начинался 1947 год. В феврале Пленум Центрального Комитета Всесоюзной коммунистической партии большевиков принял постановление «О мерах подъема сельского хозяйства в послевоенный период». В одном из пунктов этого постановления указывалось: «Обязать Министерство сельского хозяйства СССР и Министерство совхозов СССР с привлечением Всесоюзной Академии Сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина организовать в 1947 году по примеру 1939 и 1940 годов получение урожая проса в колхозах и совхозах на площади один миллион гектаров в среднем 15 центнеров с гектара».

Просто, очень лаконично. Тридцать лет советской власти приучили нас к тому, что так возможно. Воздух, которым мы дышим, вся жизнь наша приучили нас к этому. Люди читают эти скупые, деловые слова по-деловому и выполняют как очередной боевой приказ. И сознаем ли мы неслыханность, необычайность этого? То, чего никогда не было в мире: послеоктябрьские наши годы, размах и борьба самой дерзновенной и могучей исследующей мысли, народная наука — наука, воспринятая и созидаемая миллионными массами, предвоенные битвы за просо — стоят за строками этого приказа. Нужна была еще, конечно, и завоеванная шполянцами свобода от стихии, добытая в 1946 году новая власть над землей, чтобы так просто был записан наказ партии.

Предполагалось, что на Украину придется 300 тысяч гектаров проса из миллиона; украинцы сами засеяли почти восемьсот тысяч гектаров.

Шполянцы ждали к себе гостей и не ошиблись. К ним ехали не только соседи, но и дальние — винницкие, полтавские, кировоградские просоводы. Ехали за «секретом победы», а самая большая, хозяйская гордость владевших им была в том, чтобы он перестал быть секретом, чтобы все увидели настоящее богатство колхозов Шполы.

И гости видели на полях дощечки вроде: «Бригада № 9, бригадир Л. Д. Ищенко. Площадь посева 21 гектар. Социалистическое обязательство — 45 центнеров».

Читали записи Охрима Земляного:

«На пятый день просо пустило ключки в землю.

На восьмой день начали появляться дружные всходы.

20–25 мая. Шаровал просо.

2 июня после дождя образовалась корка…»

Теперь Шполянский район бился за 30 центнеров проса на площади 2200 гектаров.

Ищенко работал в каменеватском колхозе имени Калинина. Знатного бригадира рекомендовал туда райком партии. И колхоз, в котором раньше, год из году, упорно не ладилось то тό, то другое, выходил теперь в передовые.

Гости осматривали поля звеньевой Екатерины Чалой.

…На дальнем стане — кучка народа Что там? Может, сюда подъехала сама Катя Чалая, молодая комсомолка и одна из самых знатных девушек всей Киевщины? Ее приезд желанен всюду, ее всюду зовут, она расскажет о своем звене — простом звене простых людей, добившихся таких удивительных результатов. И не только расскажет, а тут же, в поле, покажет, как и что они делали, и выйдет, что удивительные результаты естественны и обязательны.

Может быть, это прикатил быстрый, кругом поспевающий Колесник?

Нет, сейчас это другой посетитель, такой частый, что он уже не гость, его встречают как участника дела: Никита Бубновский, секретарь райкома, сам агроном. Он идет по междурядьям, наклоняется к земле, к шейке корня, осматривает метелки. Как он подъехал, не заметили. Проселки в этом году не пылят. А просо в рост человека.

Григорий Григорьевич Земляной говорит:

— Люди выросли, переженились и детей оженили за те лета, что я сеял в поле. А проса двухаршинного не видывал…

Созрел колхозный урожай 1947 года! Просо шполянское, переяслав-хмельницкое, корсунь-шевченковское, просо киевское, винницкое, каменец-подольское, одесское… На площади больше чем 750 тысяч гектаров — в среднем по 15 центнеров с гектара. На Киевщине, на двухстах тысячах гектаров — даже по 16 с лишним центнеров. Есть колхозы (в Киевской, в Кировоградской областях), где собирали по 30–40 центнеров с гектара. О новых мастерах урожая писали газеты: о бригаде Полищука, Балтского района, Одесской области (46 центнеров), о Дроботе, Бабанского района Киевщины (45 центнеров), о черкасской звеньевой Сидоренко (46 центнеров), о бригадире Бойко, звеньевой Салоп из замечательного шполянокого колхоза имени XVII партсъезда, где на 120 гектарах был урожай по 35 центнеров… А Ефрем Григорьевич Земляной довел свой урожай уже до 50 центнеров.

Стучат топоры в украинских селах. Строятся хаты. Дымят трубы новых кирпичных заводов. В белоснежном дыму стоят весной вишни и яблони насаженных колхозниками садов. Зимами колхозные звеньевые собираются в агротехнические школы. Что же такое труд их, новаторский, творческий труд людей нашей деревни — умственный или физический?

А шполянцы, готовясь к великому празднику тридцатилетия Советской страны, пригласили к себе в колхозы художников: пусть украсят они деревню, и пусть все люди полюбуются на галереи портретов героев колхозного труда.

В этот день в «Правде» Иван Данилович Колесник, нынешний академик Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина, был назван знатным полеводом страны.

Лысенко же, его учитель, говорил:

— Мною была дана только идея, а заслуга разработки и внедрения в производство гнездового способа посева принадлежит лауреату Сталинской премии И. Д. Колеснику и колхозникам Киевской области.

Главный командир массовых Посевов проса на Украине в предвоенные годы, Иван Данилович Колесник потом развертывал гнездовые посевы кок-сагыза. Разрабатывал, организовывал, внедрял посадки верхушек картофеля; тогда-то он и стал лауреатом Сталинской премии.

1946, 1947 годы — и вот он снова в самой гуще новой, самой грандиозной битвы за просо. Где на украинских дорогах не видали его? Он ездил на местных поездах, которые останавливаются каждые двадцать минут, и люди выходят и входят, потом паровоз дает долгий высокий свисток, и поезд неторопливо дергается, замирает, потом опять дергается, а на деревянных лавках становится тесно, и в крутом махорочном дыму люди говорят о делах своих колхозов и своих городов, и в разговор вступает голос с верхней полки, рассказывающий, что восстановлен еще один цех завода-гиганта на Днепре. И Колесник тоже выходил где-нибудь на полустанке — его ждала «эмка», а иногда подвода, а иногда он шел пешком по полям, широко шагая, сразу начиная глубже, иначе дышать и по привычке приподняв лицо с чуть прищуренными глазами.

Тут, на этих полях, жизнь и работа его — ученого немыслимого прежде типа, ученого организатора-полевода и счастливого человека.

Он достает фото: полтавское просо выше головы и на фоне этой африканской заросли — молодица со снопом. Он смотрит, лицо его теплеет: