Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские

Кстати, при том что нет никаких оснований усомниться в правдивости записи в летописи Цистерцианского монастыря, будто «монастырь в Лихтентале интересовал Елизавету гораздо больше, чем курортная жизнь», именно с ее приезда, с лета 1814 года, Баден стал общепризнанной летней столицей Европы. Особенно его полюбили русские. Бывали здесь великие князья Николай Павлович (будущий император Николай I) и Михаил Павлович, Александр Николаевич (будущий император Александр II), великие княгини Елена Павловна и Ольга Николаевна. Райским местом считали Баден последний канцлер Российской империи Горчаков и (позднее) великий князь Николай Михайлович.

Из писателей первым в Бадене побывал Жуковский, за ним – те, кто, в отличие от Пушкина, имел право уезжать из России: Тургенев, Гончаров, Достоевский, Лев Толстой, Гоголь, Вяземский, Владимир Соллогуб.

Любили отдыхать в Бадене прославленные генералы Отечественной войны: Барклай-де-Толли, Милорадович, Теттенборн. Забавно, что сюда же приезжали генералы, которые воевали против русских в коалиционных войнах. И те, кто только что были злейшими врагами, наслаждались ничем не омраченной жизнью курортного городка. Встречались на Лихтентальской аллее, в игорном доме, жили в одном отеле.

Русские аристократы – Гагарины, Голицыны, Муравьевы, Львовы, Лобановы-Ростовские, Долгоруковы – покупали и строили здесь роскошные виллы. С легкой руки Елизаветы Алексеевны Баден-Баден все более становился русским городом. Ежедневная газета «Бадеблатт» писала:

Летом в Бадене русские играют важную роль, и им надо отдать должное: большинство из них отличают изящные манеры и благородный характер. Ни одна нация не может сравниться с ними касательно вежливости, хорошего вкуса, элегантности и либеральных взглядов. Видя и слыша их, отбрасываешь привычные предрассудки. Нам хотят представить этот народ варварами, ставшими такими под гнетом тиранов. Баден реабилитирует русских и поет славу царю России.

Елизавета газеты читала. По поводу «либеральных взглядов», «варваров» и «гнета тиранов» она знала куда больше, чем журналисты «Бадеблатт», поэтому улыбалась с горькой иронией. А вот то, что Баден поет славу русскому царю, ее искренне радовало.

Сейчас Новый замок, принадлежавший когда-то семье Елизаветы Алексеевны, по-прежнему возвышается над городом. Могучие стены, как и два века назад, увиты зеленым и красным плющом. Заглянуть за них можно только сквозь кованую, крепко запертую решетку ворот. Ничего не поделаешь – частное владение. Говорят, Новый замок недавно купили. Говорят (почему-то таинственно переходя на шепот), – русские…

А вот в маленьком городке Дурлахе, поблизости от Карлсруэ, столицы княжества, где в 1779 году появилась на свет самая загадочная из российских императриц, сохранился лишь маленький фрагмент дворца, где ее семья подолгу жила в летние месяцы. Зато парк уцелел. За ним любовно ухаживают, стараются сохранить все, как было когда-то: та же старинная скульптура – юная грациозная девушка, будто смущенная собственной неотразимой красотой; те же (или такие же) плакучие ивы, платаны, кусты камелий, розы. Море роз. От девственно-белых до кроваво-красных.

Сюда, в парк своего детства Елизавета привезла русскую березку. Посадила своими руками. Прошло без малого 200 лет. А дерево живет… Именно здесь, в Дурлахском парке, посетила меня дерзновенная мысль (дерзновенная хотя бы потому, что не согласуется с объективными законами истории): пока на русском троне или рядом с русскими царями были царицы-немки, приехавшие в нашу страну не по своей воле, не нашедшие здесь счастья, но, несмотря на это, сумевшие искренне полюбить Россию, отношения между русским и немецким народами были вполне добрососедские. Эти женщины стали своего рода оберегами. Заранее принимаю упреки в идеализме, но… как только рядом с русским царем оказалась немецкая принцесса, не способная ни понять, ни полюбить Россию, возомнившая себя хозяйкой этой огромной, «дикой» страны, так начался новый, страшный этап отношений между нашими государствами. Возможно, все это мистика. Но погружение в Александровскую эпоху, эпоху мистицизма, способствует рождению не самых разумных, не самых выверенных мыслей.

Как бы то ни было, но именно любовь к России объединяла одну из самых прославленных женщин в мировой истории, самодержицу Всероссийскую Екатерину Великую, и тихую супругу ее внука, чье имя известно сегодня лишь тем, кто всерьез интересуется прошлым своего Отечества.

Но если между ними так много общего, то почему же такие разные места занимали эти женщины в русской истории? Ответ прост: между ними была разница в самом, пожалуй, существенном – в отношении к власти.

Екатерина хотела и могла властвовать. Точнее, не могла не властвовать. (Вспомните, что она писала своему другу, английскому посланнику Уильямсу: «Я буду царствовать или погибну!»)

Елизавета Алексеевна к власти не стремилась. Никогда. Предвижу возражения: да кто бы ей дал властвовать! Кто она такая? Всего лишь супруга законного императора, фигура скорее декоративная. У нее просто не было даже малого шанса царствовать самодержавно.

На самом деле такой шанс был, причем не один, а три (что подтверждено документально). Причем в двух последних случаях предложения отдать власть Елизавете Алексеевне исходили из противоположных, непримиримо враждебных лагерей. В очень узком придворном кругу уже после смерти Елизаветы ходили разговоры еще об одной попытке (первой по времени) сделать ее самодержицей всероссийской. Но это, скорее всего, легенда, хотя в основе ее – реальные события, отношения, люди.

На Лазаревском кладбище, старейшем кладбище Александро-Невской лавры, среди могил прославленных наших соотечественников – Ломоносова, Старова, Захарова, Воронихина, Кваренги, Росси, Шубина, Антропова, Боровиковского – есть памятник: на скале перед урной плачущая женщина, рядом – разбитое молнией дерево. На урне надпись: «Здесь погребено тело Кавалергардского полку Штаб-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, скончавшегося генваря 30 дня 1807 года на 26 году от своего рождения». Невольно вспоминается Александр Дмитриевич Ланской, возлюбленный Екатерины Великой, ушедший из жизни столь же безвременно. (Может быть, 26 лет – роковой рубеж для тех, кого любили русские императрицы?)

Вскоре после замужества Елизавета написала об Александре: «Счастье жизни моей в его руках. Если он перестанет меня любить, я буду навсегда несчастна. Перенесу все, все, только не это». Разлюбил. Несчастной стала. Но – перенесла. И полюбила другого. Полюбила с той нежностью и страстью, в которых отказывала ей Мария Федоровна, называя холодной, как лед.