Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские

Теперь она, бронзовая, сидит на скамейке в городе, носящем ее имя, и кормит голубей. Жители города называют ее ласково: Машенька.

Ей бы, наверное, понравилось…

Преемницей Марии Александровны на русском троне стала датская принцесса Мария София Фредерика Дагмар, в православии Мария Федоровна. Впервые за почти полтора века – не немка. Более того, яростная германофобка. Причина антинемецких настроений юной принцессы вполне понятна: ее любимая Дания потерпела сокрушительное поражение в войне с Германией, потеряла южные провинции Шлезвиг, Гольштейн, Люнебург. Было подписано унизительное для датчан перемирие, но угроза со стороны Пруссии оставалась реальной. Единственной защитницей могла стать Россия. Вот почему король Христиан IX мечтал выдать дочь за русского наследника.

Принцесса прекрасно понимала свой долг перед страной и была готова исполнить его. Но когда встретилась с женихом, оказалось, что государственные интересы удивительным образом совпали с чувствами: молодые люди полюбили друг друга. Нежно и трепетно. Потом последовала неожиданная смерть жениха, отчаяние, которое разделял с ней младший брат покойного, их сближение (сначала сближали только воспоминания).

Потом оказалось, что цесаревич Александр, так непохожий на старшего брата, тоже очень мил, прибавьте к этому притягательность русской короны, по-прежнему остававшийся необходимым для Дании союз с Россией и самое нежное отношение к малышке Дагмар русской императорской четы… В общем, датская принцесса стала сначала женой наследника, а потом и русской императрицей.

Поскольку тема этой книги – немецкие принцессы на русском троне, а Дагмар – датчанка, подробно писать о ней не буду. Скажу лишь о ее отношениях с немецкими принцессами, о судьбах которых я пытаюсь рассказать. Дагмар была невесткой одной (Марии Александровны) и свекровью другой (Александры Федоровны). В жизни обеих она сыграла роль немалую. Невесткой была замечательной, на доброту свекрови отвечала преданной заботой.

Была единственной, кто решался укорять Александра Николаевича за жестокое отношение к больной жене. Какой она была свекровью, расскажу чуть дальше.

Родители ее звали Минни (малютка), так же продолжали называть и в России. Была она очень хороша собой, женственна, непосредственна, весела, элегантна и на редкость обаятельна. Феликс Юсупов вспоминал: «Несмотря на маленький рост, в ее манерах было столько величия, что там, куда она входила, не было видно никого другого». Муж ее обожал. Она была его первой женщиной, он – ее первым мужчиной. Впервые в истории императорской семьи ни разу за 28 лет брака ни у него, ни у нее не было романов на стороне. Александр не желал расставаться с женой ни на минуту. Когда она ненадолго уезжала с детьми в Данию, страдал; каждый день писал ей подробные письма, хотя его едва ли можно было назвать большим мастером эпистолярного жанра. По всем вопросам управления страной советовался с ней неизменно. Советы ее чаще всего бывали блистательны. Если бы им следовал и ее сын…

Она обладала редким даром предвидения. Но в даре этом не было ничего мистического, только глубокий анализ и на его основе – безошибочные выводы. Она предскажет войну с Германией; будет постоянно обращать внимание сына на странные связи кайзера Вильгельма с русскими революционерами, которые «с помощью сумасшедшего немца Вилли» вернутся на родину и дестабилизируют обстановку в России. Но предостережет и самого кайзера: его власть падет – революция в Германии при такой политике неизбежна. Уже во время предсказанной ею войны будет умолять сына не брать на себя командование армией, трезво понимая: ее сын – не полководец. И, как известно, во всем окажется права. Она восхищалась начинаниями Столыпина, но была уверена, что его дело обречено, что и сам Петр Аркадьевич – не жилец. И это ее предвидение оправдалось. Сбылось и последнее ее пророчество, о будущем семьи Романовых: «Нам предстоит пережить ужасные, неописуемые времена»…

О ее уме и такте говорили с восторгом, о благотворительной деятельности, которая перешла к ней от безнадежно больной свекрови, – с благодарностью. Она возглавила «Отдел институтов императрицы Марии», «Общество Красного креста» (основанное в России Марией Александровной), «Женское патриотическое общество», «Общество спасения на водах», «Общество покровительства животным»; ведала многочисленными воспитательными домами, приютами, богадельнями. Ее энергии хватало на все. А еще она удивительно умела ладить со всеми. Кроме двоих: Екатерины Михайловны Долгоруковой и супруги своего старшего сына, Алике Гессенской, в православии Александры Федоровны.

В Екатерине Михайловне ей претило все, но больше всего – бестактность фаворитки по отношению к Марии Александровне. Долгорукову считала плохо воспитанной, вульгарной и невыносимо назойливой. Хотя не она, а влюбленный император настойчиво навязывал наследнику и его супруге общение со своей второй семьей. Тем не менее Минни терпела, была с любовницей свекра холодна, но вежлива.

После того как Долгорукова стала законной супругой императора, ситуация изменилась: «Положение наследника становилось просто невыносимым, и он всерьез подумывал о том, чтобы удалиться „куда угодно“, – как он выразился, – лишь бы не иметь ничего общего с этой кабалой», – вспоминала Александра Андреевна Толстая. Но Минни-то удаляться от трона не собиралась. Уступить блестящее будущее своего мужа и детей сыну отвратительной самозванки? Не дождетесь! Она вспоминала о том времени:

Так или иначе, я переносила ежедневные унижения, пока они касались лично меня, но, как только речь зашла о моих детях, я поняла, что это выше моих сил. У меня их крали, как бы между прочим, пытаясь сблизить их с ужасными маленькими незаконнорожденными отпрысками. И тогда я поднялась, как настоящая львица, защищающая своих детенышей. Между мной и государем разыгрались тяжелые сцены, вызванные моим отказом отдавать ему детей помимо тех часов, когда они, по обыкновению, приходили к дедушке поздороваться. Однажды в воскресенье, перед обедней, в присутствии всего общества он жестоко упрекнул меня, но все же победа оказалась на моей стороне. Совместные прогулки с новой семьей прекратились, и княгиня крайне раздраженно заметила мне, что не понимает, почему я отношусь к ее детям как к зачумленным.