Валентин Краснопевцев - Человек дарует имя

Довольно легко угадывается родство по сходному звучанию слов «рысь» и «рыжая».

«Откуда произошло слово лось , — писал известный русский натуралист А. А. Черкасов, — право, не знаю. Уж не потому ли, что сохатый, имея гладкую, короткую и жесткую шерсть, на которой бывает заметен какой-то особенный лоск, — «лоснет», «лоснится».

Предположение натуралиста опровергают ученые-языковеды. Ничего подобного, утверждают они. Самым старым значением слова «лось» было рыже-бурый . Мало того: после кропотливых исследований и сопоставлений ученые пришли к единодушному выводу о том, что и «лань», и «олень» — очень близкие по значению русские клички разных животных из одной компании с тем же «лосем». В качестве общей для всех имен основы мыслится предположительное «олсь», давшее неоднотипные перегласовки.

Название белки хотя и кажется попервости прозрачным — конечно, от белый! — тем не менее способно поставить в тупик. Ведь наша белка окрашена в рыжий либо серый цвета с различными их оттенками, так при чем же здесь белизна? Парадокс заключается в том, что нынешнее название животного связано происхождением с прилагательным «бела», поначалу соседствовавшим с более древним именем зверька — веверица. Так случилось, что очень редко встречавшаяся в природе «бела веверица», то есть белая белка , стала родоначальницей нового, сокращенного имени для всех своих рыжих и серых сестер!

Если хорошенько вслушаться в звучание двух слов — «бобр» и «бурый», то и без специального исследования можно заподозрить определенное их родство. «Правильно! — рассеют последние сомнения языковеды. — Первоначальным значением имени пушного зверя как раз и было бурый ». В отличие от случая с белкой здесь и сомневаться-то особо не приходится: ведь окрас бобров если и разнится у отдельных особей, то лишь в самых скромных пределах — от светло-коричневого до почти черного цвета. Имеются и убедительные соответствия в балтийских языках: литовское «бебрас», латышское «бебрс» и древнепрусское «бебрус» с точно таким же значением.

Совершенно так же, как «бобр» и «бурый», рядом друг с дружкой стоят и два других слова: «соловей» и «соловый». Последнее сохранилось в русском языке для обозначения особой масти лошадей, а именно — желтоватой . Ну а звонкоголосая птичка, доставляющая нам по весне столько удовольствия своими трелями, тоже оливково-бурая.

Поставив в один ряд слова «сойка» — «сиять», затруднительно распознать, что они родственны. Задача облегчается, если восстановить пропущенное звено, вклинив в словесную пару гипотетическое «соя». Вероятно, лесная птица, очень нарядно и разнообразно окрашенная, получила свое название по так называемым «зеркальцам» — ярко-голубым пятнам у самого сгиба крыла.

Под вопросом оставил предположительные значения имени сороки В. И. Даль: он не решился отдать предпочтение ни основе «стрекотать», ни основе «строкатный, пестрый». И на ту, и на другую версию работает приводимая в его словаре загадка: «Бел как снег, зелен как лук, черен как жук, повертка в лес, а поет как бес».

Если все же сорока — именно пестрая , то тезкой ее надо будет признать соболя, чье имя считают родственным древнеиндийскому «сабалас», пестрый, пятнистый . Пестрота зверька, конечно, относительна, но в то же время знатоки собольего меха могли усмотреть ее и в том хотя бы, что очень густой и пушистый зимний мех соболя бывает и черно-бурого цвета, и более светлых тонов, а на горле и на груди просвечивает желтое пятнышко.

Имя каракурта — черного паука с красными точками на брюшке, распространенного у нас в Крыму и на Кавказе, а также в пустынях Средней Азии, — так и переводится с тюркского: черное насекомое . Каракурт очень ядовит. Его яд в 15 раз сильнее, чем яд пользующейся недоброй славой гремучей змеи. Не менее ядовит и американский родич каракурта, получивший у себя на родине выразительное прозвище — черная вдова .

Название барсука тоже заимствовано русскими у тюркских народов: у них «барсук» означает серый зверь («бурсык» у татар, «борсук» у казахов и т. д.). Современная форма русского имени зверя — результат закрепления на письме аканья.

Тюркского происхождения и название одного из коршунов, сарыча: оно означает желтый . Та же основа легко просматривается в имени саранчи. Между прочим, у древних славян это насекомое именовалось «пруг» — производное от глагола прыгать .

Мышь, муха и мошка — в этимологическом отношении родственны: все они — серые . Правда, что касается мыши, то ее имя связывают еще с древнеиндийским «мушати», ворует . Так что, может быть, докучный для человека грызун — воровка ?

Любопытную картину нарисовал в одном из очерков писатель-натуралист И. Соколов-Микитов, посетив ленкоранское побережье Каспия:

«Огибая заросшие камышом берега, мы еще долго плыли серединою наполненного птицею зеркального широкого залива. Дождливое зимнее небо низко нависло над окружавшими залив камышами. Как бы обещая хорошую погоду, на горизонте, казалось, алела полоска розовой зари.

— Посмотрите, это сидят на отмели фламинго! — разглядывая полоску необыкновенной «зари», сказал наш спутник.

То, что на первый взгляд показалось розовой полоской зари, на самом деле было огромным скоплением розовых птиц — фламинго».

И действительно, окраска оперения экзотических для северного жителя птиц необычайна: от нежно-розового до почти красного, лишь концы крыльев — черные. И не случайно писатель принял издали стаю птиц за розовую полоску зари. Их русское имя берет начало от португальского «фламингос», то есть пламя. Пламенная птица — согласитесь, имя и точное, и красивое!

А теперь обратимся к аргентинским впечатлениям известного английского писателя и натуралиста Джеральда Даррелла:

«На этих травянистых полях можно было увидеть множество… небольших птичек величиной с воробья, с глянцевито-черными спинками и ослепительно белыми грудкой и шейкой. Они сидели на ветках и стволах мертвых деревьев, время от времени взмывали в воздух, хватали на лету насекомых и возвращались на место; их грудки сверкали на фоне травы, словно падающие звезды. Местные жители называли их flor blanca — белые цветы , и это прозвище очень подходило к ним. Мы видели целые поля этих летающих цветов; птички вспархивали и устремлялись к земле, и их грудки сверкали ослепительной белизной, которую можно сравнить разве что с блеском солнца на воде».

Как легко убедиться из этого поэтичного описания, не обязательно цвет всего «платья», но также и белая «манишка» (а с таким же успехом — красный «берет», черный «галстук», вообще любая другая приметная деталь туалета) вполне может послужить отличительным признаком живого существа в глазах наблюдательного человека.