Лев Минц - Блистательный Химьяр и плиссировка юбок

Немецкий адвокат немыслим без титула «доктор». А получал этот титул каждый окончивший университет, тогда как оканчивавшие технический вуз становились обладателями не менее почетного звания «инженер», которое тоже употреблялось повсюду. Даже на списке жильцов у входа обязательно было отмечено: «инженер» или «доктор». Или «обер-лейтенант полиции»… Юрист обозначался как JUDr — аббревиатурой от латинского «доктор общего права». Как вы знаете, слово «еврей» на немецком звучит «Jude», и это давало повод для многочисленных плоских шуточек, обыгрывавших сходство юридического титула с названием национальности. Шуточки отпускали профессиональные юмористы, а эта профессия во многих европейских странах всегда была не менее еврейской, чем те, о которых мы уже писали.

Само собой, причиной изобилия такого рода шуток было изобилие еврейских адвокатов. Учиться в немецких университетах, не меняя вероисповедания, евреи начали еще в XVIII веке; правда, поначалу лишь на медицинских факультетах. Юридические же оставались для них закрытыми еще довольно долго. После революционных событий 1848 года евреи получили-таки право заниматься юриспруденцией, хотя, конечно, и не во всех немецких государствах. В Пруссии, к примеру, получили. Но одно дело — диплом иметь, а другое — заниматься практикой. Те, кого ну очень тянуло в юриспруденцию, крестились (потому о них пока что и разговора нет), другие писали теоретические труды и даже приобретали на этом поприще широкую известность. Известностью, впрочем, сыт не будешь, а в адвокаты, где сытость обеспечена, попасть было крайне затруднительно.

О выкрестах и их профессиональных успехах мы здесь вспоминать не будем, заметим только, что первым иудеем, оставшимся таковым в момент превращения на пике карьеры в университетского профессора права в Берлине, был Дернбург. Опять-таки заметим, что было это в Пруссии, традиционно считающейся государством реакционным и казарменным. Что и говорить: порядок там действительно любили, и если закон не препятствовал лицу иудейского вероисповедания стать профессором, то никакие эмоции лиц других вероисповеданий помешать этому не могли. В разумных пределах, разумеется.

Но адвокат — профессия свободная, и тут коллегам-адвокатам никто не мог указать, с кем им заседать в одной коллегии, а с кем не заседать. Доктор Риссер в 1860 году стал членом Высшего суда с генеральским чином государственного советника (герр штаатсрат), а несколькими годами ранее его таки не приняли в коллегию адвокатов. Надеюсь, как истинно германский юрист его превосходительство в своих судебных решениях не сводил счетов с давними обидчиками.

Все же определенный процент адвокатов-евреев во времена императора Вильгельма II существовал. Но после крушения империи и провозглашения так называемой Веймарской республики этот процент стал весьма неопределенным, ибо не учитывались выкресты, но все равно процент евреев среди адвокатов круто превосходил процент евреев среди всего населения (мы уж не считаем судей, профессоров-правоведов и пр.).

Конец этого, мягко скажем, ненаучного подхода к исчислению евреев положили нацисты, вооруженные единственно правильным научным методом расовой перестройки вселенной — гитлеризмом. Тут уж, крещен ты или нет, остаешься евреем по главному критерию — расовому. И, следовательно, подлежишь вычищению из германской юриспруденции. В общем, в 1933-м судьям и правоведам пришлось освободить рабочие места для истинных арийцев.

Адвокаты же продолжали выполнять свои обязанности аж до 1935 года. Им лишь запретили носить партийные значки на мантиях. Только им, заметьте! И потому можно предположить, что свастики-то пытались нацепить на себя как раз выкресты, против собственной воли объявленные евреями.

Ждать два года, чтобы очистить адвокатуру, Гитлеру, наверное, пришлось потому, что при всем своем людоедстве одним махом оставить весь германский народ без юридического обслуживания он не решился…

В то самое время, когда процент лиц иудейского вероисповедания среди юристов значительно превосходил процент лиц того же вероисповедания среди населения большей части стран Восточной, Центральной и Западной Европы, совсем недалеко от Европы, в принадлежащей туркам восточносредиземноморской провинции, которая для евреев всегда была Эрец Исраэль, адвокатов-евреев почти не было (при том, что самих евреев, хотя и не представлявших пока большинства, в общем-то хватало).

Причин тому было несколько. Пока Турция оставалась обычной мусульманской монархией, хоть и влиятельной, но дряхлеющей, местное право, основанное на шариате, вообще не предусматривало ни адвокатов, ни прокуроров: по духовным делам все решал кадий, а по гражданским и уголовным — либо сам паша, либо лица, его представляющие. Да и не принято было привлекать к отправлению юридической практики иноверцев. Впрочем, некоторыми правомочиями по внутренним делам той или иной общины обладали общинные духовные суды.

Когда (еще при султане) Турция стала на путь европеизации, судебную систему реформировали: официально юристом мог стать любой грек, армянин или еврей, но… В отличие от названных христиан евреи этим почти не воспользовались — они плохо знали турецкий язык и в образовании своем сильно от армян и греков отставали.

Что же касается европейских евреев, численность которых в Эрец Исраэль росла, то адвокатов среди них не было: приезжали все больше земледельцы, ремесленники или очень религиозные люди, ученость которых никак не определялась дипломом европейского университета. Короче говоря, когда мандат получили англичане (вот уж при ком юриспруденция должна была расцвести и заколоситься!), в Иерусалиме имелся единственный еврей-адвокат, и фамилия его была Фрумкин… Надо же — единственной страной, о которой никак не скажешь, что все адвокаты в ней — евреи, оказался Израиль (как бы он там тогда официально ни назывался). Кроме того, именно там никто бы и не осмелился сказать, что все евреи — адвокаты.

Столь безобразного положения англичане потерпеть не могли и открыли в Иерусалиме школу правоведения. Главным недостатком ее был язык преподавания — английский. И право, изучаемое в школе, тоже, естественно, было британским (то есть то право, которое изучают в британских университетах). При всех указанных нами недостатках нехватки студентов школа не испытывала, и на момент провозглашения независимости большинство практиковавших в стране юристов составляли ее выпускники. Впрочем, в 1926 году курс еврейского права был введен и в иерусалимском Еврейском университете, а в 1935-м — в Тель-Авиве.

А когда хлынули репатрианты-олим, среди них нашлось место и адвокатам, и врачам, и зубным врачам отдельно, и скрипачам… Адвокатам все же было труднее других: требовалось отличное знание иврита. Но нет такой крепости, которую не возьмет еврей, стремящийся к достижению своей цели.