Борис Соколов - Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки

По словам Зорге, "Штайн был близко знаком с послом Дирксеном, которого знал еще с Москвы. Посол считал его умным человеком и значительной персоной. Кроме того, для нашей работы ценным было то, что у него как представителя британской газеты были связи с послом Великобритании". Он был близко знаком с британским торговым атташе и несколько раз беседовал с послом и военно-морским атташе. Некоторые источники утверждают, будто Штайн был на дружеской ноге с английским послом, сором Джорджем Сэнсомом. Кроме тот, Штайн был экономистом, и его умение разбираться в финансовой стороне дела было большим подспорьем для Зорге. Кроме того, информация дипломатического характера, весьма интересовавшая русских, часто попадала в руки Штайна. Он также служил и в качестве курьера, доставляя микрофильмы в Шанхай.

В "Тюремных записках" Зорге характеризовал Штайна так: "Штайн был самым активным образом связан с работой моей группы. С учетом его идеологических установок и личных качеств можно сказать, что это был подходящий человек для моей группы. Я сообщил в Москву о том, что пока он оставался в Японии, его неплохо бы привлечь в состав моей группы. Однако разрешения на это не последовало".

В качестве курьеров выступали не только члены группы, но и специально присланные из Москвы люди. "У нас было впечатление, что люди, с которыми мы неоднократно встречались в течение длительного периода времени, были "профессиональными" курьерами, — вспоминал Зорге. — Мы не знали ни их имен, ни положения, которое они занимали в Москве или за границей. Связь с ними осуществлялась по предварительной договоренности с Москвой. Место, время и условия встречи согласовывались по радио. Например, встреча в одном из ресторанов Гонконга была устроена следующим образом. Курьер, прибывший из Москвы, должен был войти в ресторан в три часа с минутами, достать из своего кармана толстую длинную сигару и держать ее в руках, не зажигая. Наш курьер (в данном случае я), увидев этот условный знак, должен был подойти к стойке ресторана, достать из кармана по форме сильно бросающуюся в глаза курительную трубку и безуспешно попытаться ее раскурить. После этого курьер из Москвы должен был зажечь свою сигару, а я в ответ — свою трубку. Затем московский курьер должен был покинуть ресторан, а я, также выйдя из ресторана, медленно идти за ним в один из парков, где находилось место нашей встречи. Он должен был начать со слов: "Привет! Я — Катчер", — а я произнести в ответ: "Привет! Я — Густав". После этого все должно было развиваться по плану".

Самым важным источником информации для Зорге был Одзаки, непосредственно входивший в центр выработки правительственных решений и способный хоть в какой-то степени влиять на принятие решений кабинета принца Коноэ.

В "Тюремных записках" Рихард так отозвался об Одзаки: "Он сам по себе являлся источником информации. Благодаря этому, разговаривая с ним, споря с ним, узнаешь много нового. Время от времени я сообщал в Москву его прогнозы на развитие обстановки без всякой связи с текущими событиями как очень важную информацию. Когда дело касалось весьма сложных проблем, специфических японских вопросов или же когда я не был до конца уверен в собственных суждениях, я всегда руководствовался его мнением. Для принятия окончательных решений по принципиальным моментам моей работы бывало так, что я советовался с ним по два-три раза. Поэтому Одзаки был незаменимой фигурой в моей работе и непосредственным источником получения информации".

В свою очередь, ближайший помощник Зорге доктор Одзаки Ходзуми видел в Рихарде единомышленника и друга. Это определяло характер их взаимоотношений. "Я относился с интересом и к положению, которое занимал Зорге, и к нему самому как к человеку, — писал Одзаки. — Я не столько обменивался с ним мыслями, сколько прислушивался к его суждениям о той информации, с какой я его знакомил. С не меньшим интересом я выслушивал его мысли по внутренним вопросам. Он никогда не вымогал на меня информации по конкретным вопросам и не давал мне заданий".

А вот мнение Зорге: "Я знал, что Одзаки был падежным человеком. Я знал, как далеко я могу заходить в разговорах с ним, и я не мог спрашивать больше. И потому, если, например, Одзаки говорил, что какие-то данные он получил от кого-то из приближенных Коноэ, я принимал его слова на веру. И так оно всегда и было".

В токийской тюрьме Зорге очертил круг источников Одзаки: "Самым важным источником информации Одзаки была группа лиц, вращавшихся около принца Коноэ, своего рода "мозговой центр", в который входили Кадзами, Сайондзи, Гото и сам Одзаки. Возможно, там были и другие люди, но я помню только те имена, которые иногда слышал. Когда Одзаки или я сам упоминали этих людей, мы обычно называли их "группа Коноэ". В сообщениях в Москву я называл их "круги, близкие к Коноэ". Я полагаю, что большая часть информации Одзаки по вопросам внутренней и внешней политики, если только ее источником не являлись личные обширные знания и глубокие выводы самого Одзаки, несомненно, поступала через эту группу. Информация, исходившая от группы Коноэ, касалась внутриполитического курса кабинета Коноэ, разнообразных сил, оказывающих влияние на формирование внутренней и внешней политики, а также различных планов, находящихся в стадии подготовки. Иногда Одзаки представлял экономическую информацию и, в очень редких случаях, общеполитическую и военную. Он продолжал получать сведения от этой группы и в то время, когда Коноэ уже не был премьер-министром, но не так часто, и их содержание не всегда было достоверным. Я не могу сказать, кто из членов этой группы давал больше всего информации. Определить это было очень сложно. Возможно, это был Кадзами, с которым Одзаки был в наиболее близких отношениях, а может быть, это был Инукаи. Я хочу подчеркнуть, что это только мои смутные предположения, так как с Одзаки не было специального разговора на эту тему. Так или иначе, с этими двумя людьми Одзаки был наиболее близок. Однако иногда казалось, что их близости наступал конец. Одзаки был очень независимый человек, и не всегда он был в гармонии с ними. По этой причине то различия во взглядах на что-либо, то испорченное настроение оказывали влияние на их отношения.

Одзаки иногда встречался непосредственно с принцем Коноэ, но наедине или нет, не знаю. Информация, получаемая им в результате этих встреч, не представляла собой конкретные политические доклады, а отражала лишь мнения и соображения по общеполитическим вопросам, а иногда даже настроение принца Коноэ. Такая информация, хотя и не отличалась конкретностью, была чрезвычайно важной, так как давала более глубокое понимание политики японского правительства, чем целые горы подробных фактов. У меня в памяти осталось, в частности, очень важное сообщение Одзаки о его встрече с принцем Коноэ в 1941 году. Она ясно показала, как стремился принц Коноэ разрешить японо-китайскую проблему и избежать столкновений на дипломатическом фронте. Эта встреча лучше вереницы политических документов отобразила политику третьего кабинета Коноэ по отношению к СССР, Великобритании и США. Однако такие личные встречи между Одзаки и принцем Коноэ происходили очень редко.