Сергей Дмитриев - Грибоедов. Тайны смерти Вазир-Мухтара

Позднее Грибоедов продолжал работу по возвращению в Россию русских солдат, что привело к его резкому конфликту с поверенным в делах Великобритании в Персии Генри Уилл оком, брат которого капитан артиллерии Эдуард вместе со своими слугами склонял русских солдат к измене Родине и даже доставил двоих обманутых обратно в Тавриз. В своей ноте поверенному Грибоедов весьма справедливо замечал: "Не почувствуют ли персияне, что им позволительно продолжать свое заслуживающее порицания поведение в отношении русских солдат-перебежчиков, находя поощрение в снисходительности и добрых услугах, оказываемых им в этих случаях подданными одной европейской… державы". Вынужденный информировать о конфликте лондонское начальство, Уиллок охарактеризовал Грибоедова как "малоопытного и неблагоразумного молодого человека" со "вспыльчивым и необузданным характером", хотя и понимал всю недостойность своего поведения. Именно Уиллок через восемь с половиной лет станет одним из закулисных дирижеров тегеранской трагедии, истоки которой лежали прежде всего в конфликте интересов великих держав в Персии.

Такие истории в жизни поэта, как "авраамово спасение соотечественников", не могли не повлиять на его мироощущения. Весьма показательны, например, слова о Грибоедове его друга Бегичева: "Он был в полном смысле христианином и однажды сказал мне, что ему давно входит в голову мысль явиться в Персию пророком и сделать там совершенное преобразование; я улыбнулся и отвечал: "Бред поэта, любезный друг!" — "Ты смеешься, — сказал он, — но ты не имеешь понятия о восприимчивости и пламенном воображении азиатцев! Магомет успел, отчего же я не успею?" И тут заговорил он таким вдохновенным языком, что я начинал верить возможности осуществить эту мысль".

Грибоедов, пробыв на Кавказе и в Грузии 3 месяца, 10 января 1820 г. отравляется назад, в Тавриз, где и пробудет до осени 1821 г. Долгая и уединенная жизнь в этом городе принесет ему огромную пользу. Он ещё больше узнает нравы и обычаи Персии, обогатит свой дипломатический опыт, почти в совершенстве выучит персидский язык, прочтет всех персидских поэтов и сам научится писать стихи на этом языке. Он начнет даже изучать арабский и санскритский языки, но это обучение не закончит.

Развалины бывшего здания российского посольства и консульства в Тавризе, где жил Грибоедов

Главное же, что именно в Тавризе, благодаря вещему сну, поэт сделал свой первый шаг к бессмертию — созданию комедии "Горе от ума". Речь идет о следующем эпизоде, рассказанном Булгариным: "Будучи в Персии, в 1820 году, Грибоедов мечтал о Петербурге, о Москве, о своих друзьях, родных, знакомых, о театре… Он лег спать в киоске, в саду, и видел сон, представивший ему любезное отечество, со всем, что осталось в нем милого для сердца. Ему снилось, что он в кругу друзей рассказывает о плане комедии, будто им написанной, и даже читает некоторые места из оной. Пробудившись, Грибоедов берет карандаш, бежит в сад и в ту же ночь начертывает план "Горя от ума" и сочиняет несколько сцен первого акта. Комедия сия заняла все его досуги, и он кончил ее в Тифлисе в 1822 году… Приехав в Москву, Грибоедов… почувствовал недостатки своей комедии и начал ее переделывать".

Письмо Грибоедова, написанное в Тавризе 17 ноября 1820 г. неизвестной женщине, к которой поэт, по-видимому, питал теплые чувства, подтверждает сведения, приводимые Булгариным. В этом письме поэт описал свой сон, в котором он попал на праздничный вечер в незнакомый дом и среди многих гостей увидел свою знакомую: "Тут вы долго ко мне приставали с вопросами, написал ли я что-нибудь для вас? — Вынудили у меня признание, что я давно отшатнулся, отложился от всякого письма… — вы досадовали. — Дайте мне обещание, что напишите. — Что же вам угодно? — Сами знаете. — Когда же должно быть готово? — Через год непременно. — Обязываюсь. — Через год, клятву дайте… И я дал её с трепетом". После этого писатель пробудился: "Хотелось опять позабыться тем же приятным сном. Не мог. Встав, вышел освежиться. Чудное небо! Нигде звёзды не светят так ярко, как в этой скучной Персии! Муэдзин с высоты минара звонким голосом возвещал ранний час молитвы… ему вторили со всех мечетей, наконец, ветер подул сильнее, ночная стужа развеяла моё беспамятство, затеплил свечку в моей храмине, сажусь писать, и живо помню моё обещание; во сне дано, наяву исполнится".

Какой возвышенный слог, какая поэтика звучат в этих словах "персидского странника", несмотря на скуку именно в Персии делающего свой главный творческий шаг в жизни. Какая уверенность в своей судьбе, невзирая ни па какие препоны обстоятельств и сложностей. Долгое пребывание на Востоке обернулось для писателя не только глубоким погружением в новый мир, но и поэтическим прорывом. Именно в Персии им были написаны первые сцены "Горе от ума", но не только они. Неужели поэт не воспел увиденного на Востоке в своих поэтических творениях? Послушаем свидетельство Кюхельбекера, которому Грибоедов в декабре 1821 г. читал первые явления "Горя от ума" в Тифлисе, с кем он делился своими творческими планами. В письме к матери Кюхельбекер утверждал: "Он очень талантливый поэт, и его творения в подлинно персидском тоне доставляют мне бесконечное наслаждение". Вспоминая в стихотворении "К Грибоедову"

Кюхельбекер, заметил, что это "относится к поэме Грибоедова, схожей по форме своей с "Чайльд-Гарольдом": в ней превосходно изображена Персия. Этой поэмы, нигде не напечатанной, не надо смешивать с другой, о которой упоминает Булгарин (то есть с трагедией "Грузинская ночь")". Речь здесь идет о поэме с очень важным для нашего исследования названием "Странник" или "Путник", из которой до нас дошли только отрывки "Кальянчи" и, возможно, "Восток" и "Освобожденный". Первый из них посвящен реальному случаю освобождения странником из неволи мальчика-кальянщика, грузина по национальности, и отправки его на родину. А в отрывке "Освобожденный" странник упоен красотами Востока и встречает там любовь: