Сергей Дмитриев - Грибоедов. Тайны смерти Вазир-Мухтара

В этих словах кроется разгадка того героического поведения, которое поэт проявил в последний день своей жизни. Но не только храбрость отличала молодого дипломата. Его профессионализм в полной мере проявился во время тайных переговоров с Эхсан-ханом, комендантом крепости Аббас-Абад, который после этих переговоров изъявил желание перейти в русское подданство, мстя тем самым шаху за то, что по его приказу был ослеплен его отец, Келб-Али-хан Нахичеванский. Крепость была фактически сдана комендантом русским войскам 7 июля 1827 г., а сам Эхсан-хан был назначен вскоре губернатором Аббас-Абада.

А какое хладнокровие, выдержку и умение, в том числе умелого разведчика, проявил Грибоедов, когда, разбитый под Нахичеванью и Аббас-Абадом, Аббас-Мирза просил о прекращении военных действий, а поэт был послан Паскевичем 20 июля 1827 г. в лагерь персидских войск, дислоцировавшихся в Чорской долине. О том, насколько сложной оказалась миссия поэта, свидетельствует хотя бы тот факт, что он, больной лихорадкой, в мучительную жару за 40 градусов вел тяжелые переговоры целых 5 суток, по 6—10 часов в день (позднее именно за эти переговоры он был произведен в коллежские советники). Сохранилось уникальное по своим подробностям и объему более 14 книжных страниц донесение Грибоедова об этих переговорах Паскевичу от 30 июля 1827 г., свидетельствующее, во-первых, об очевидном прозаическом таланте автора, умудрившегося официальный документ превратить в яркий рассказ, а во-вторых, о самом превосходном знании поэтом реалий персидской жизни и психологии.

Из донесения мы узнаем, что персы "внимание, приветливость и лесть расточали перед" поэтом с избытком, пытаясь добиться перемирия на 10 месяцев без заключения какого-либо договора. Грибоедов же, в свою очередь, выдерживая "диалектику XIII столетия", настаивал на признании самого факта вероломного нападения Персии на Россию, передаче ей Эриванского и Нахичеванского ханств, а также выплате значительной контрибуции. Он подметил весьма показательные особенности поведения персидских начальников, которые ещё и ещё раз опровергают несостоятельные обвинения поэта в том, что он якобы не знал особенностей местной политики: в Персии "единовластие в государстве нарушается по прихоти частных владетелей и разномыслием людей", что невозможно в России; особый способ трактовать свойствен исключительно персиянам, "которые разговор о деле государственном внезапно обращают в дружескую гаремную беседу и поручают хлопотать в их пользу чиновнику воюющей с ними державы, как доброму их приятелю"; когда войска Персии напали на наши границы, "несколько сорванных голов наших фуражиров возбудили надежды их до крайней дерзости, — характер народа известен". Поэт сравнивал "характеры двух народов": "персиян — смелых при счастии, но теряющих бодрость и даже подчиненность при продолжительных неудачах", и наших, "которые во всех обстоятельствах одинаковы, повинуются и умирают". Он писал о том, что персы больше "любят прятаться, чем сражаться… подлецы, а миру нет", что "правление здешнее удивительно как мало приспособлено к местным соображениям… один человек… при нём несколько писцов и рассыльных чиновников гораздо бы лучше соответствовали цели".

В донесении Грибоедов, как заправский разведчик, подробно описал весь персидский лагерь "с ободрительным впечатлением, что неприятель войны не хочет, она ему тягостна и страшна", он рассказал о своих попытках увлечь на свою сторону некоторых персидских военачальников и курдов, которые были в конвое поэта и просили, "чтобы русский главноначальствующий написал доброе слово их хану, и они тотчас перейдут все к нам". В итоге поэт, проанализировав сложившуюся ситуацию, сделал весьма важный вывод, во многом определивший дальнейший ход событий: "Тогда только, когда падет Эривань и персияне увидят себя угрожаемыми в столице Адзербидзама (Тавризе — столице Южного Азербайджана, находившегося под управлением Аббас-Мирзы. — С.М.), можно, кажется, ожидать заключения мира на условиях, которые мы нынче им предлагаем".

Советы Грибоедова возымели действие: 1 октября русские войска взяли Эривань, а 4 октября отряд князя Г. И. Эрнстова, в котором был и Грибоедов, переправился через Аракс и направился к Тавризу, который пал 13 октября. Позже прекрасно осведомлённый Д.А. Смирнов совершенно справедливо писал о Грибоедове: "Он беспрестанно старался приводить в действие главную пружину дела — "не уважать неприятеля, который того не стоит". Движения к Аббас-Абаду, даже к самой Эривани, были следствием личных самых убедительных настояний Грибоедова. Во время этой войны явились во всем блеске его огромные дарования, вполне обработанные многосторонней правильной образованностью, его дипломатический такт и ловкость, его способность к труду, огромному, сложному и требующему больших соображений". Смирнов пришел к выводу, который доказывает, какого триумфа добился молодой дипломат на своем сложном поприще: "Жаль, а так всегда делается, что слава принадлежит не главному, а старшему… Превосходно знавший персидский быт и самый дух народа и даже самую местность, друг Аббас-Мирзы, Грибоедов был правою рукою Паскевича… Все движения к Аббас-Абаду, Эчмиадзину и даже к самой Эривани были подвигнуты решительностью Грибоедова, который беспрестанно, так сказать, толкал вперед Паскевича, не знавшего ни персиян, ни местности… Эривань была взята и Паскевич получил титло Эриванского".

С 6 ноября 1827 г. в Дей-Каргане, недалеко от Тавриза, возобновились переговоры с персидской стороной, в которых самую заметную роль опять сыграл Грибоедов. Сохранились 4 написанные им записки, в том числе "Наставление" о том, как вести переговоры в Туркманчае, которые фактически являлись руководством к действию всех участников переговоров и блестяще демонстрировали знания Грибоедовым всех тонкостей психологии и хитрости персидских правителей и дипломатов. Показательно, что упомянутое выше "Наставление" было подписано Паскевичем и адресовано самому его автору — "коллежскому советнику Грибоедову".

Хотя переговоры с персами несколько раз прерывались, они всё-таки увенчались беспрецедентным дипломатическим успехом, когда в ночь с 9 на 10 февраля 1828 г. в селении Туркманчай был подписан мирный договор между Россией и Персией. По этому договору к России были присоединены Эриванское и Нахичеванское ханства, персидское правительство обязывалось уплатить России десять куруров (двадцать миллионов рублей серебром) до 1 января 1830 г. Кроме того, предусматривалось значительное улучшение условий торговли русских купцов в Персии, судоходства России в Каспийском море, налагался запрет на персидский военный флот в этом море.