Сергей Дмитриев - Грибоедов. Тайны смерти Вазир-Мухтара

По сути, Грибоедова погубило не его чрезмерное усердие, а твердое следование официальным установкам, которые должны были доказать силу и неколебимость России. В письме к своему заместителю А.К. Амбургеру в августе 1828 г. поэт прямо писал: "…Если же до сих пор ко мне плохо относились здесь, то причиной тому моё требование соблюдения трактата; в противном случае я возьму обратно свои верительные грамоты… Император Николай обладает энергией, какой не имели его предшественники, и приятно быть министром государя, который умеет заставить уважать достоинство своих посланников". А чуть позднее, уже в Тавризе 3 декабря 1828 г., за два месяца до своей гибели, Грибоедов ещё яснее описал суть своей миссии: "Наблюдаю, чтобы отсюда не произошла какая-нибудь предательская мерзость во время нашей схватки с турками. Взимаю контрибуцию, довольно успешно. Друзей не имею никого и не хочу, должны прежде всего бояться России и исполнять то, что велит государь Николай Павлович, и я уверяю вас, что в этом поступаю лучше, чем те, которые затеяли бы действовать мягко и втираться в персидскую будущую дружбу. Всем я грозен кажусь, и меня прозвали сахтир , coeur dur (жестокое сердце. — фр.)". Жаль только, что, защищая интересы России, Грибоедов оказался один на один с сильным и хитрым противником, и защиты ему было ждать неоткуда.

Кроме денежных забот в Тифлисе, Грибоедова больше всего занимала судьба пленных, которые, согласно договору, должны были быть возвращены на родину. Об этом поэт сообщал в письме к В.С. Миклашевич: "К нам перешло до 8 т. армянских семейств (в действительности из Иранского Азербайджана в Россию переселилось около 40 000 армян. — С.Д .), и я теперь за оставшееся их имущество не имею ни днем, ни ночью покоя, сохраняю их достояние и даже доходы; все кое-как делается по моему слову". Дипломату приходилось также отстаивать интересы нескольких ханов, которые "объявили себя приверженцами россиян в прошедшую кампанию", указывать чиновникам, что на вновь приобретенных Россией территориях надо управлять по местным обычаям, "независимо от наших министерств", предостерегать от "притязания на увеличение наших владений против условий договора". По мысли Грибоедова, к участию в намечавшихся преобразованиях в Закавказье необходимо было привлечь и Иран: "Может быть, Персия, между всеми азиатскими народами, способнейшая к подражанию и принятию новых впечатлений, позаимствуется от нового образования и просвещения сего края. Нам кажется решенным вопрос о преимуществе находиться в соседстве с государством благоустроенным". Поэт написал специальную "Записку о переселении армян из Персии в наши области", опять продемонстрировав прекрасное знание местных реалий.

Лебединой же песней Грибоедова стал написанный им в Тифлисе в июле 1828 г. совместно с П.Д. Завелейским "Проект учреждения Российской Закавказской компании", представлявший собой подробный план действий (из 160 параграфов) по экономическому и социально-политическому преобразованию Закавказья. В этом документе со всей силой проявился талант поэта как государственного деятеля, видевшего далеко вперед и опередившего свое время. Грибоедовский проект, опираясь на опыт Ост-Индской и Российско-американской компаний, шел дальше этих образований, так как был проникнут задачей становления и развития местных производительных сил, а также просвещения народов Закавказья. Любопытно отметить, что нацеленность Грибоедова на решение именно государственных задач России на Востоке проявлялась даже в тех книгах, которые он изучал в последние месяцы своей жизни. Из списка в 28 книг, оставшихся в Тавризе после смерти поэта, большинство относилось к теории государства и права, политической философии, истории стран Европы и Востока. Как жаль, что Россия потеряла в лице Грибоедова перспективного дипломата, и кто знает, какие дипломатические баталии смог бы с честью выдержать в будущем поэт и знаток Востока, если бы судьба благоволила бы ему так же, как она улыбалась "железному канцлеру" и министру иностранных дел России князю А.М. Горчакову, лицейскому товарищу Пушкина и более молодому сослуживцу Грибоедова по Коллегии иностранных дел…

Перед выездом из Тифлиса Грибоедов признавался: "Я так исхудал, пожелтел и ослабел, что, думаю, капли крови во мне здоровой не осталось". Но последние события в Персии, а именно бунт в восточных областях страны, последовавшее затем покушение на шаха и новые происки англичан ("Не знают, что им делать, на нас смотрят злобно, а помешать нечем…"), заставили его торопиться. 9 сентября Грибоедов с женой и всем штатом русской миссии выехал из Тифлиса. Задержавшись на несколько дней в Эривани, где молодоженов проводил в Персию начальник Армянской области Александр Чавчавадзе с супругой, дипломат опять занялся проблемами переселенцев из Персии и вновь проявил свои прекрасные знания восточной специфики, когда ратовал за то, чтобы привлекать к управлению краем "родовых начальников и духовных особ", пользующихся уважением местного населения: "У беков и ханов мы власть отнимаем, а взамен даем народу запутанность чужих законов".

Грибоедов настаивал на том, чтобы "иметь на жалованье" нескольких "значительных лиц" и использовать для пользы дела мусульманские законы шариата. "Еще раз повторяю, — убеждал он Паскевича, — что нельзя дать себя уразуметь здешнему народу иначе, как посредством тех родовых начальников и духовных особ, которые давно уже пользуются уважением и доверием, присвоенными их званиям… Иногда присылка от вас халата с почетным русским чиновником более действует, нежели присутствие войска, строгие наказания, присяга и прочие принудительные средства…" Жаль, что далеко не все эти выстраданные поэтом знания обычаев и традиций Востока были восприняты должным образом его начальством, которое, как мы увидим далее, посмело, наоборот, обвинить автора подобных обращений в непрофессионализме и отрыве от реальной почвы.

В дороге у поэта не проходило сумрачное настроение и крепла готовность к тому, что "надобно наперед быть готовым на жертвы и утраты самые близкие к сердцу", как писал Грибоедов Паскевичу. И совсем не случайно именно в Эривани, будто бы шутя, он сказал жене: "Не оставляй костей моих в Персии, если умру там, похорони меня в Тифлисе, в монастыре Св. Давида". Примерно в это же время, в сентябре 1828 г., Грибоедов написал стихотворение "Прости, Отечество!", последнее из всех его сохранившихся поэтических творений. В нем автор с горечью и обреченностью констатировал, что в жизни нет ни наслаждения, ни рая и что в ней бывает даже "заклание живых":