Фердинанд Опль - Фридрих Барбаросса

На эти годы (декабрь 1122 года) и выпало рождение старшего сына швабского герцога, будущего императора Фридриха Барбароссы. Его детство было омрачено тяжкими конфликтами между его отцом и его дядей Конрадом, с одной стороны, и Лотарем III, с другой. Брат его вельфской матери Юдифи, Генрих Гордый, в 1127 году сочетался браком с королевской дочерью Гертрудой. Эта тесная политическая связь Вельфа с Лотарем III положило начало штауфеновско-вельфскому конфликту, которому долго суждено было определять положение в Империи, прежде всего во время регентства Конрада III, начавшегося с 1138 года. В эти проникнутые борьбой годы юный Фридрих получил свое рыцарское воспитание, стал испытанным в боях и хорошо владеющим оружием мужчиной, каким он оставался и впоследствии, уже будучи государем. Но сквозь этот образ закаленного в многочисленных военных кампаниях своего времени и весьма удачливого мужа проступает и иная черта, различимая уже с начала 1140-х годов, — совершенно выдающаяся самостоятельность в политических решениях и действиях. Очевидно, определяющим фактором для Фридриха после ранней смерти его матери (около 1130 или 1131 года) оставалось родство с Вельфами. Во всяком случае, бросается в глаза его тесный контакт со своим дядей Вельфом VI, даже в период конфликта этого дома со штауфеновским королем Конрадом.

Затем, начиная с 1147 года, Барбаросса окончательно выходит на арену великих политических событий своей эпохи. Возведенный после смерти своего отца на трон герцога Швабского, он принимает участие в несчастливом крестовом походе своего дяди-короля. Здесь он впервые соприкоснулся с большими политическими проблемами, с отношениями с Восточной Римской империей, Французским королевством и сицилийской державой норманнов. Спустя несколько лет, с возведением Фридриха на королевский престол, пробил его великий час Нели в его избрании, вне всякого сомнения, весьма значительную роль сыграло родство с Вельфами, дававшее перспективу прекращения разорительных столкновений в германских землях, то его пригодность на роль правителя все же определенно основывалась и на выдающемся политическом таланте. Как человека проницательного, сведущего в совете, честолюбивого, чуждого всякой несправедливости, щедрого и красноречивого — правда, только на своем родном языке, — описывает его Вибальд из Ставло папе Евгению III. С большим искусством проведя предвыборные переговоры, Барбаросса сумел обеспечить избрание своей кандидатуры. Центральная проблема правления его предшественников — противостояние с князьями — была всецело разрешена. Унаследованные от его дяди короля и при этом никогда не прекращавшиеся напряженные отношения внутри Империи Барбаросса сумел смягчить терпением, а порой и подлинным смирением. Без сомнения, Штауфен был человеком, не только в особенности и во многих отношениях пригодным к исполнению обязанностей государя, но еще и преисполненным новых задач и вытекающих из них требований. Отношения с князьями и свою связь с ними он воспринимал как несущий фундамент своего королевства. Ведь и он сам, и его род вышли из их рядов и были наилучшим образом знакомы с их проблемами.

Барбаросса постоянно искал консенсус с миром князей и в своих политических решениях опирался на их совет, правда, не допуская при этом своей зависимости от их воздействия на имперскую политику. С самого начала он сумел тесно привязать к себе имперский епископат, решающим образом усилив этим свою позицию в отношении папства. Взгляды на отношения двух верховных властей христианства сначала были представлены учением о двух мечах, то есть о равнозначности imperium и sacerdotium — взглядами, занявшими особое место в период борьбы за инвеституру. Это учение могло удерживать свои позиции до тех пор, пока в отношениях между двумя властями господствовало полное согласие. Однако уже при первых контактах Штауфена с папством отчетливо проявилось и столь характерное для Барбароссы представление о том, что Империя вверяется Богом. Выразительную картину мира представлений штауфеновского двора дают жестокие споры по поводу инцидента в Безансоне. Там, в ответ на подчеркивание папой превосходства его положения над императорским, со стороны государя было указано, что его положение определено непосредственно Богом и обосновано избранием князьями. Несколько позже схизма, начавшаяся в сентябре 1159 года, должна была решительным образом поколебать именно теоретические основания отношений двух верховных властей. Правда, еще до этого в имперской канцелярии, а тем самым и в высшей коллегии советников императора и, несомненно, с его непосредственным участием был выдвинут некий новый элемент представлений о господстве. Обращение к позднеантичным традициям «священной империи» (sacrum imperium) и одновременно умелые заимствования из идейного мира процветавшего в Италии римского права создавали новую базу аргументации и для отношений с папством, защищали и усиливали позицию, так сказать, сакрализируемой Империи и ее правителя.

С началом схизмы политика штауфеновского императора в основном определялась факторами внутрицерковной борьбы, конфликта с ломбардскими коммунами, отношений с князьями Империи и — во все возрастающей мере — с иноземными королевствами, причем эти элементы теснейшим образом переплетались друг с другом. Особенную роль играла схизма, в конечном счете являвшая собой почти непреодолимое препятствие для всех мероприятий государя. В Италии Фридрих с самого начала своего правления предпринял попытку восстановить позиции Империи, сильно подорванные и ввиду долгого отсутствия верховной власти, и растущей властью коммун. Контакты с правовой школой Болоньи, процветавшей начиная с позднесалического времени, и — параллельно с ними — умелое заимствование самих принципов римского права были соединены в программе рейхстага в Ронкалье в пакет мероприятий, который должен был служить достижению этой цели. Правда, политическая реализация этой программы, даже при использовании противоречий, существовавших между соперничавшими друг с другом городами, потребовала длительной борьбы. В любом случае, в высшей степени достойным внимания остается сформулированное здесь программное обоснование политики императора и попытка наладить имперское управление, способное функционировать даже во время отсутствия государя в стране. В качестве главных методов выступала посылка имперских легатов в межрегиональных масштабах и должностных лиц Империи — в локальных рамках. Во всем этом проявляются политическая мысль и политическое планирование, которые придают эпохе Фридриха I черты неординарности даже исключительности. Правда, речь здесь идет также и о некоторой попытке ограничить развитие событий в королевстве Италия, несущее на себе сильный коммунальногородской отпечаток, — в той мере, которая кажется совместимой с представлениями императора о власти. Его стремление восстановить honor imperii , суверенное право, едва ли было чем-то революционно новым, во многом оно скорее обнаруживало черты традиционности и зависимости от традиции. Для него речь шла о возвращении Империи ее прежнего высокого статуса, о сохранении прерогатив, вытекающих из его ранга государя. Эта главная консервативная черта образа его правления все-таки противостояла его действиям, прагматичным и гибким в том, что касалось деталей. Это, пожалуй, и составляет сущность его правления, но также и суть очарования, исходящего от его личности сквозь столетия.