Фердинанд Опль - Фридрих Барбаросса

Из большого числа епископов Империи выделяются многие персоны, состоявшие в особенно близких и даже родственных отношениях с государем-Штауфеном. Среди них можно указать и на Эберхарда Бамбергского [546] См. о нем: Wendehorst A. Eberhardt von Bamberg // Lexikon des Mittelalters. München; Zurich, 1987. Bd. 3. S. 1519–1520. , который обнаруживается в окружении Барбароссы еще до избрания того королем, а затем становится одним из главных советников Штауфена и всегда выступает на стороне монарха в критические дни его правления, например во время смуты Безансонского рейхстага осенью 1157 года [547] Диктат разосланных тогда циркулярных писем, очень вероятно, задан Эберхардом, см.: MGH. DF. 1. 186 (= ВОМ 492). . Для этой столь тесной связи не в последнюю очередь характерно то необычное обстоятельство, что после смерти Эберхарда (1170 год) император никогда больше не посещал его епископский город. Или же мы думаем о епископе Гартмане Бриксенском (умер в 1164 году) [548] Opll F. Amator ecclesiarum. S. 80–81. , занимавшем при дворе высокочтимое положение, которое может быть описано понятием «духовник» или, возможно, даже «духовный отец». Этому доверенному лицу император оказывал свое расположение даже в тяжелые времена схизмы, когда он при освящении одного переносного алтаря осенью 1163 года милостиво стерпел совершенно проалександровское настроение Гартмана. Более того, столь тесные связи с отдельными духовными лицами можно документально подтвердить и для Италии, где тот же епископ Луни Петр в 1183 году был недвусмысленно назван «другом императора» [549] MGH. DF. 1.851. . Очевидно — и это точно так же должно приниматься в расчет касательно отношений Барбароссы со светскими князьями, — государь владел искусством дружески привязывать к себе индивидуальности. Он, без сомнения, должен был располагать личным обаянием, излучая некую притягательную силу, которой было не так уж легко противостоять.

Правда, отношения Штауфена с миром епископов имперской Италии, как правило, приобретали все-таки иной вид. Там получили решающее значение тесные контакты и зоны соприкосновения епископской и коммунально-городской политики. Важную роль играло также обстоятельство пространственной удаленности — несмотря на длящиеся годами пребывания императора в землях южнее Альп. Соответственно, городской епископ имперской Италии мог либо пытаться благодаря контактам с главой Империи расширить и сделать более благоприятными собственные позиции в противовес своему городу, либо даже выступал в качестве посредника между городом и Империей. Так, например, епископ Теобальд Веронский осенью 1155 года предпринял поездку к германскому двору только для того, чтобы вновь привести в порядок отношение Штауфена к городу на Эче, расстроенное самым серьезным образом после нападения на Фридриха в Веронском ущелье. Даже архиепископ «ломбардской метрополии» Милана, Оберт, несмотря на существовавший с 1153–1154 годов тяжелый кризис в отношениях города и Империи, сохранял на протяжении нескольких лет (до 1159 года) в основном лояльное отношение к императору. Только затронувший его лично удар судьбы (гибель племянника Оберта во время боев вокруг Кремы), но в первую очередь начало схизмы заставили главу епархии встать на сторону противников Империи, а тем самым — и на сторону своего города [550] См.: Opll F. Stadt und Reich. S. 331. . Правда, были и епископы, следовавшие главной политической линии, независимой от их города, противоречившей его интересам. Характерные примеры этого дают прежде всего лица, оставившие свои исконные епископские резиденции, а отчасти даже удалившиеся в изгнание в Германию после возникновения Ломбардской лиги и ее первых успехов в борьбе с императором — такие как Гарсидоний Мантуанский или Альберик Лодийский [551] Об Альберике см.: Opll F. Friedrich Barbarossa und die Stadt Lodi: Stadtentwicklung im Spannungsfeld zwischen Reich und Stadtebundnis // Kommunale Bundnisse Oberitaliens und Oberdeutschlands im Vergleich / Hrsg. von H. Maurer. Sigmaringen, 1987. (Vorträge und Forschungen; 33). S. 86–87. .

Наряду с епископатом также и орденский клир, настоятели монастырей составляли часть духовенства, с которой император находился в столь же тесном контакте. Прежде всего аббаты имперских монастырей, таких как Фульда или Лорш [552] Об отношениях таких имперских аббатств с Империей см.: Wehlt Н.-Р. Reichsabtei und Konig, dargestelltam Beispiel der Abtei Lorsch mit Ausblicken auf Hersfeld, Stablo und Fulda. Göttingen, 1970. (Veroffentlichungen des Max-Planck-Instituts für Geschichte; 28). , обязывались — точно так же, как и епископы, — к разнообразному служению Империи, участвовали с собственными контингентами в итальянских перемещениях Штауфена, а порой должны были нести и бремя приема у себя главы Империи. Так же, как и в отношениях с епископскими имперскими церквями, применительно к монастырям многократно проявляется вмешательство в комплекс сконцентрированных здесь прав господства, обоснованное элементом фогтства и обеспечивающее влияние Империи. Так, например, обладание фогтством над имперским монастырем Вайсенбург еще со времен деда Барбароссы было существенным основанием для штауфеновской власти в нижнем Эльзасе и северной Швабии [553] Engels О. Die Staufer. 3. Aufl. Stuttgart; Berlin; Köln; Mainz, 1984. (Urban-Taschenbucher; 154). S. 15. . Около 1180 года приобретение прав фогтства над Райхенау (из владений Генриха Льва) и Санкт-Галленом (из владений графа Рудольфа фон Пфуллендорфа) составило решающую базу сильно расширившихся в итоге позиций Штауфенов в районе Боденского озера [554] Ср.: Büttner H Staufische Territorialpolitik. S. 25; Schmid K. Graf Rudolf von Pfullendorf und Kaiser Friedrich I. Freiburg i. Br, 1954. (Forschungen zur oberrheinischen Landesgeschichte; 1). S. 194 ff. .

Особенно типичный профиль обнаруживают отношения Штауфена со знаменитейшим реформированным бенедиктинским орденом эпохи — цистерцианцами. Их выдающееся значение в первой половине XII века было неразрывно связано с личностью Бернара Клервоского. Барбаросса тоже лично встретился с этим человеком в декабре 1146 года и тогда, впечатленный его силой убеждения, вместе со своим дядей-королем принял крест. Очевидно, не в последнюю очередь из-за принадлежности папы Евгения III к цистерцианскому ордену избранный в марте 1152 года королем Штауфен дополнил затем свою первую посылаемую в Рим делегацию аббатом-цистерцианцем, а именно Адамом Эбрахским. Правда, отношениям с этим орденом, в первые годы правления Барбароссы гармоничным, не омраченным сколько-нибудь заметной напряженностью, впоследствии, с началом схизмы, был нанесен очень тяжелый ущерб. Единодушная солидарность цистерцианцев с Александром III наказывалась государем с максимальной строгостью, к ним применялись крайне радикальные меры, нередко они даже изгонялись из Империи [555] MGH. DF. I. 479. Ср. об этом: Reuter T. Das Edikt Friedrich Barbarossas gegen die Zisterzienser // Mitteilungen des Instituts für österreichische Geschichtsforschung. 1976. Bd. 84. S. 328–336. . Лишь в середине шестидесятых годов здесь наметились изменения, которые, впрочем, объяснялись не уступкой императора, а, скорее, имели своим основанием начавшиеся разногласия между цистерцианцами и папой. Этому прежде всего содействовала церковная борьба в Англии вокруг Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского. Папа постоянно оттягивал ясное изложение своей точки зрения, стараясь избежать окончательного разрыва с английским королем. Когда впоследствии, в 1165 году, совместные действия этого государя с Барбароссой обернулись тяжелым ударом по папской политике, именно цистерцианцы оказались теми, кому из-за предоставленного Томасу Бекету приюта в особенности пришлось испытать на себе большую часть связанных с этим невзгод [556] См.: Gorich К . Op. cit. S. 47 ff. . Впоследствии орден должен был усиленно подключиться к попыткам примирения Imperium и sacerdotium. Как в 1167–1168, так и в 1176 году цистерцианские аббаты решающим образом выступали во время трудных переговоров — необычный поворот и устойчивое изменение в политике ордена. Этот вклад цистерцианцев в примирение сторон во время схизмы приобрел принципиальное значение. После заключения мира в Венеции и император, и папа были им недвусмысленно признательны и благодарны [557] MGH. DF. I. 690. .