Юрий Вагин - Доктор, все идет из детства? [Психология воспитания и терпения] [litres]

Поэтому мой совет человека, прошедшего не один пионерский лагерь временного содержания: летний лагерь – это хорошо.

Мы уже сошлись на том, что летний лагерь – это хорошо. Но осталась маленькая проблема, но серьезная. И проблема эта стоит прямо перед вами и смотрит осуждающим взглядом. Дело в том, что сами дети и подростки часто без особого удовольствия встречают идею провести лето в лагере. Они уже запланировали себе три месяца счастья перед компьютером, и вопрос «Не хочешь ли ты поехать в лагерь?» никакого энтузиазма у них не вызывает. И чтобы отъезд в летний лагерь прошел без скандалов и истерик, нужно, чтобы ребенок чувствовал безальтернативность своего временного расставания с любимым компьютером (простите, семьей). Вы ведь знаете, что у большинства детей не возникает проблем с походом в первый класс. Но, поверьте мне, если бы дети знали, что есть альтернатива походу в школу первого сентября, то уверяю, половина детей предпочла бы остаться в садике, к которому они уже привыкли. А поскольку альтернативы нет (и дети это чувствуют), переход из дошкольных учреждений в школьные происходит достаточно безболезненно.

Поэтому мой совет: во избежание лишних конфликтов нужно с самого начала создать у детей твердую уверенность в том, что лагерь неизбежен так же, как приход лета. У него не должно возникнуть даже намека на то, что возможны варианты.

Практически любая женщина готова ради своего ребенка на большие жертвы. Можно привести немало примеров, когда мать, особенно если она одна воспитывает ребенка, и в школе за него заступается, и из милиции вытаскивает, и кормит, и поит. Но заканчивается все драматически: либо алкоголь, либо наркотики, в лучшем случае сын начинает тихо ненавидеть мать. Почему такая несправедливость?

Здесь нет несправедливости. Если вы будете решать за ребенка в школе все задачи по математике, вы ведь не удивитесь тому, что он сам не сможет решить ни одной? Если вы будете решать за ребенка все житейские проблемы – не удивляйтесь, что он сам не сможет решить ни одной.

Что такое настоящая материнская жертва, я могу привести на примере своей матери. Когда в подростковом возрасте я периодически сбегал из дома, мои родители никогда не искали меня.

И я знаю, чего им это стоило. Однажды я ночевал в доме напротив своего и примерно в четыре часа увидел, как моя мать стоит у окна и смотрит в ночь. Я думаю, что она так стояла каждую ночь, но она ни тогда, ни после, никогда не говорила мне об этом. При этом она в любой момент могла сказать отцу, и если бы отец дал команду – меня нашли бы в течение 12 часов, принесли домой и поставили перед дверью. Но мои родители, к счастью, так никогда не поступали. Они понимали, что я имею право на свою жизнь и свои ошибки. И лучше их совершить в 14 лет, чем в 24, 34 или 44 года.

Мой совет: запомните, что ваши дети имеют право сами отвечать за свои ошибки. Не отбирайте это право у них.

Я часто рассказываю об опасности компьютерной зависимости у подростков, о том, что ребенок или подросток может полностью уйти в виртуальный мир игр, и он заменит ему реальную жизнь.

И вот однажды старенькая бабушка привела ко мне за руку внука – молодого парня лет восемнадцати – на лечение от игромании. Они зашли в кабинет, сели и бабушка нажаловалась, что любимый внук постоянно сидит за компьютером, не гуляет, друзей нет и в последнее время совсем сошел с ума – разговаривает с компьютером и смеется, когда находится в комнате один. Мол, поговорите с ним, чтобы он так больше не делал.

Как только бабушка вышла, молодой человек спокойным и деловым тоном сказал: «Значит так, доктор, давайте вы будете делать вид, что вы меня лечите, а я буду делать вид, что лечусь – моей бабушке так будет спокойнее, а я ее очень люблю. Она у меня темная и в компьютерах ничего не понимает».

Далее молодой человек рассказал, что он уже несколько лет возглавляет российскую команду по одному из направлений компьютерных игр. Это дает ему ежемесячный доход в несколько… (большой доход), и недавно его пригласили тренировать американскую команду за… (много) долларов в месяц, и ему приходится не только учиться, но и много времени проводить за компьютером, что окончательно вывело бабушку из себя. Разговаривает и смеется он, конечно, с друзьями в Сети, но бабушка отказывается это понимать, потому что, с ее точки зрения, это ненормально.

«Доктор, мне бы еще месяц продержаться, чтобы закончить тренировки американской команды. Скажите бабушке, что у меня такая тяжелая зависимость, что из нее нельзя выходить сразу. А там я деньги получу и как-нибудь с бабушкой сам справлюсь. Давайте лучше поговорим о Фрейде».

Я до сих пор со слезами на глазах вспоминаю этого молодого, умного и совершенно необразованного молодого человека. Почему необразованного? Потому что он говорил, что в его вузе разные старые дедушки лет сорока учат их тому, что в мире программирования давно уже стало антиквариатом.

Я это к тому, что жизнь всегда сложнее, чем любые наши представления о ней.

А вот и не очень хорошая новость. Стала появляться информация, которая заставляет нас (специалистов) несколько по-другому взглянуть на проблему подростковой компьютерной зависимости.

Что случилось? Рассказываю. До настоящего момента психологи и психотерапевты смотрели на проблему подростковой компьютерной зависимости как на явление часто встречающееся, распространенное, но все же как на краевое, маргинальное и временное.

Мы предполагали, что есть основная масса подростков, которые живут обычной жизнью, общаются с людьми, занимаются спортом, учатся, чтобы потом работать и участвовать в процессе созидания чего-то нового. И есть незначительная часть, которая отклоняется от нормального жизненного пути (такое поведение так и называется – отклоняющееся или девиантное), и наша задача вернуть их на нормальный путь к нормальной жизни.

Все вроде бы было понятно. Раньше. Но ситуация, похоже, стремительно меняется прямо на глазах. Есть основания предполагать, что в ближайшее время (речь идет о десяти – двадцати годах) жизнь подростков и молодежи перевернется с ног на голову.

Основная часть подростков и молодых людей будет невостребована в производстве материальных ценностей и услуг. Найти себя хоть в какой-нибудь профессии и получить возможность хоть что-то делать в реальной жизни сможет лишь меньшинство. Работа станет редкостью и дефицитом. То, что пока воспринимается нами как социальная проблема – безработица, станет нормой жизни. Наоборот, работающий человек будет восприниматься как такая же редкость и диковинка, как космонавт или скульптор.