Сонали Дераньягала - Волна

В тот вечер, когда мне стало известно про голландцев, я поехала к нашему дому. Поехала одна.

«Я знаю, что делать, — думала я. — Разгонюсь и врежусь в фасад. Машину охватит пламя. Я умру. Вот и замечательно. Убью себя в нашем доме. Уйду громко, со взрывом. Сделаю это стильно и с размахом».

Впервые после волны я сидела за рулем одна, без провожатых. Темнело. Вечером дорожное движение в Коломбо становится безумным. Я прорывалась вперед, руля одной рукой и обгоняя по встречной полосе. Я поставила какой-то альбом группы The Smiths [15] The Smiths — британская рок-группа, популярная в 1980-е годы. — один из старых дисков Стива. Мои друзья привезли мне из Англии подборку нашей музыки, но у меня не хватало сил ее слушать. The Smiths — другое дело. Они не были из нашего недавнего прошлого, а принадлежали еще той, студенческой жизни в Кембридже, когда Стив увлекался ими. Сейчас в машине звучала There is a light that never goes out [16] There is a light that never goes out («Этот свет никогда не погаснет»): песня написана солистом Стивеном Моррисси и гитаристом Джонни Марром, вошла в The Queen Is Dead (1986) — третий студийный альбом группы The Smiths. : «Если когда-нибудь нас раздавит десятитонный грузовик, умереть рядом с тобой в машине будет высшей радостью» — да уж, было бы замечательно. Я вырулила на нашу улицу.

Когда я подъезжала к дому, нога почему-то отказалась жать на педаль газа, как было задумано. Вместо этого по привычке я сбавила скорость. Доехав до ворот, я — как всегда делала в прежней жизни — остановилась. Ворота оказались запертыми. В это время мы всегда держали ворота приоткрытыми, и наш привратник широко распахивал их, когда я тормозила. Он просыпался от света фар моей подъезжавшей машины, торопливо выскакивал на улицу, на ходу заправляя рубашку и спотыкаясь в расстегнутых сандалиях. Но теперь ничего не происходило. И ворота оставались закрытыми.

Из окна машины я могла видеть, что во всех спальнях раздвинуты шторы. Окна ярко светились. В комнате Вика и Малли — другие дети. Другие дети готовились ко сну в верхней спальне наших мальчиков. Уже декабрь. Интересно, у этих других детей будет елка? Куда они ее поставят? На то же место, что и мы? Я уронила голову на руль и просидела так несколько минут. Потом развернулась и уехала.

Чужие люди в нашем доме. Это было отвратительно. Какие-то голландцы. Влезли к нам и живут, будто так и надо, будто ничего не случилось. Должно быть, ходят везде, пританцовывая в своих гребаных сабо.

И мысленно я поклялась себе: «Не позволю им тут остаться. Наш дом неприкосновенен. Мне нужно вернуть его. Но как? Может, получится их напугать? И вообще — гони их отсюда прочь».

С тех пор я приезжала к дому каждую ночь. Моим гимном стала песня «Этот свет никогда не погаснет». Ритм ее заставлял гнать машину на предельной скорости. И, конечно, сами слова. Моррисси пел для меня и за меня. А я орала вслед ему: «Потому что это не мой дом, это теперь их дом. И мне там больше не рады».

Разогретая The Smiths и несколькими рюмками водки, я больше не сидела тихонько в машине. Я вылезала и молотила кулаками в ворота. Они были металлические и громко гудели от ударов. Про себя я кричала: «Привет, голландцы! Ну как, нравится дом? Правда, красивый? Спокойно ли вам в нем? Как вам этот тихий воскресный вечер? Я покажу вам тишину! Вот вам, вот!» Едва заслышав, как открывается входная дверь, я садилась в машину и отъезжала. Через десять минут возвращалась и снова начинала барабанить. «Теперь-то они точно должны заволноваться. Хоть немножко! Это же повторяется каждую ночь. Какой-то псих ломится в ворота часами напролет. Наверное, они там уже все на нервах» — как же меня радовала эта мысль.

Иногда я звонила прямо в дверь. В два часа ночи. «Спим, да? Пора вставать! Сейчас я вам устрою!» Мне приходилось долго давить пальцем на кнопку, прежде чем в доме начиналось движение. Никакой охранник не мчался к воротам сломя голову. «Должно быть, вроде меня — наглотался снотворного и дрыхнет», — думала я. Наконец наверху, в бывшей спальне моих родителей, зажигался свет, тогда я снова возвращалась в машину и уже давила на гудок. Или открывала окна и врубала на полную мощность музыку. Все тех же The Smiths, но обязательно — Bigmouth Strikes Again [17] Bigmouth Strikes Again («Мудозвоны снова атакуют»): авторы песни также Моррисси и Марр; ведущий сингл того же третьего альбома The Queen Is Dead (1986) и заключительная песня единственного концертного альбома группы — Rank (1988). . «Надеюсь, вам хорошо слышно», — думала я, пока над нашей тишайшей улицей разносилось «…по-хорошему, тебя следует забить в твоей собственной постели».

Потом я триумфально ехала назад по пустынным улицам Коломбо и громко смеялась.

Больше я не чувствовала себя никчемной и беспомощной. Вдруг пришла мысль: «Стив оценил бы. Отпугнуть голландцев — тут нужно включать воображение. Стив будет рад, что я еще способна на такое».

Одна в темноте машины, я кое-как справлялась с мыслями о семье. По крайней мере, не гнала их от себя, не глушила сразу. Ночные эскапады со стуками и звонками напомнили мне рассказы Стива о его детстве в многоэтажных кварталах Восточного Лондона. Они с друзьями часто так баловались: звонили в дверь к соседям и убегали. Он и сыновей учил разыгрывать меня. Когда втроем муж и мальчики возвращались из парка, а я ждала их дома, они жали на кнопку звонка и тут же прятались за соседской живой изгородью. «Тсс… Ма не знает, что это мы» — я словно наяву слышала этот шепот, пролетая ночные перекрестки на красный свет. От их голосов внутри меня все сжималось. Я так отчаянно по ним тосковала, что не видела дорогу.

Вплотную занявшись голландским семейством, я несколько взбодрилась. По утрам я все так же просыпалась, парализованная мыслью, что они умерли. Но понемногу мой разум оживал. У меня появилась цель. Лежа в постели, продумывала боевые действия. Избавиться от голландской семьи — нешуточная затея, требовавшая серьезного подхода. Я выстраивала стратегические схемы: «Надо приезжать к дому каждую ночь в разное время. Нельзя быть предсказуемой. Пару ночей я дам вам отдохнуть, тюльпанчики вы мои, а потом, когда вы расслабитесь, начну все вновь».

Планируя кампанию, я сжимала в кулаке ракушку — одну из тех каури, что нашла в доме до того, как его сдали. Перламутровой глади ракушки касались пальцы Малли.

Мои ночные вылазки начали беспокоить родных и друзей. Месяцами они упрашивали, чтобы я покинула свою комнату, а теперь стали прятать ключи от машины, умоляя меня оставить жильцов в покое: «В чем их вина? Они ни в чем не повинны. Не сходи с ума».

«Ну наконец-то. В их глазах я псих. Такой диагноз мне по душе». Хотя я сама не очень верила в собственное помешательство, но радовалась возможности побуянить. После волны — раздавленная, онемевшая, обездвиженная на своей кровати — я стала чересчур покладистой. Разве так надо себя вести, когда все любимые погибают? Я должна неистовствовать и крушить все вокруг. И выразить хоть какой-то протест Вселенной.