Лариса Пыжьянова - Разделяя боль. Опыт психолога МЧС, который пригодится каждому

У каждой профессии своя специфика. Основная задача психологов на месте чрезвычайной ситуации — поддержать человека в беде, дать ему возможность пережить самое острое состояние, помочь понять, что делать дальше. Задача репортеров и журналистов — освещать события, потому что важно рассказывать о том, что происходит в стране и мире. Но очень скверно, если они настойчиво и беспардонно задают близким погибшего вопрос: «Что вы сейчас чувствуете?» Что может человек сейчас чувствовать?! У него страх, ужас, отчаяние. Хочется напомнить известную истину: не стоит делать с другими то, что ты не хочешь, чтобы сделали с тобой. Кому бы хотелось, чтобы его, убитого горем, показывали на весь мир? К любому страданию надо относиться очень трепетно и с большим уважением. Нельзя грубо лезть в чужую душу, к ней надо подходить на цыпочках.

Каждый раз при соприкосновении с человеческим горем специалисту приходится начинать все с нуля, отметать весь прежний опыт и все базовые знания, потому что они не работают как готовый шаблон. Конечно, образование и годы практической работы дают определенную опору, но только умение и желание почувствовать горюющего могут подсказать, как себя вести. Мы не рвемся спасать и немедленно решать проблемы, а именно находимся рядом с уважением к человеку, к его страданиям, спутанности чувств и мыслей.

У нас есть маркеры, помогающие понять, что человеку стало немного легче. Например, в момент, когда он как бы выныривает из своего горя, смотрит на психолога с сочувствием и говорит: «Какая у вас тяжелая работа. Как вы справляетесь? Спасибо вам». Это значит, что фокус внимания человека чуть сместился со своего переживания, он смог увидеть рядом другого и подумать о нем. Мы всегда радуемся, когда такое происходит. И одновременно до глубины души пронзает и трогает, когда человек, переживающий страшное горе, начинает заботиться о тебе.

Как мы справляемся — это уже другой вопрос. Конечно, на то мы и профессионалы, чтобы выполнять свою работу, но при этом мы живые люди, сочувствующие и сопереживающие. Невозможно полностью отстраниться от горя и сказать себе: «Меня это не касается». Наша работа заключается в том, чтобы человеку в беде стало чуть легче, чтобы он почувствовал, что сможет пережить утрату, а значит, специалиста это не может не касаться.

Когда я узнаю про разбившийся самолет, я всегда плачу. Потому что я живой человек со своими историями, со всем своим пережитым багажом, просто обычный человек. Но в работе я умею себя контролировать. Чтобы помочь, надо искренне сопереживать горюющему, его надо почувствовать. Надо, чтобы и он почувствовал человека рядом. Вот тогда возникнет доверие, на котором и строится вся дальнейшая работа. Человек в горе очень чуток. Если рядом холодный профессионал, он не станет раскрывать душу, а значит, помочь будет невозможно. Но, сопереживая и сочувствуя, нельзя перейти грань и, скажем, начать рыдать, потому что людям в горе нужен не плачущий и скорбящий, а сильный человек, который может поддержать.

Несмотря на подготовку и точное понимание, как нельзя себя вести на чрезвычайных ситуациях, бывали моменты, когда у меня тоже лились слезы. Первый раз — когда в сентябре 2011 года разбился самолет, на борту которого была ярославская хоккейная команда. Они летели на матч в Минск. Тогда у специалистов психологической службы МЧС возможность немножко поспать выдалась только через двое с лишним суток работы. Я прилегла, зачем-то включила телевизор и увидела репортаж с минского стадиона — там на больших полотнах были установлены портреты погибших. У меня и сейчас, когда пишу эти строчки, подступают слезы. Тогда, собственно, меня и накрыло осознание, что мы только что двое с половиной суток опознавали именно их — вот они, лица этих еще недавно живых ребят.

И еще я не смогла сдержаться, когда хоронили экипаж российского лайнера, разбившегося в 2012 году. Я тогда сблизилась с родителями командира, мы много с ними разговаривали, ведь обычно в такой острой ситуации единение происходит очень быстро. Они были удивительно добрыми и светлыми людьми с нелегкой, но очень хорошей историей жизни. И погибший сын был их единственным ребенком. Мама рассказывала, что сын вот-вот должен был выйти на пенсию, обещал: «Скоро закончу полеты и буду к вам часто приезжать».

Началось прощание, мать подошла к гробу и сказала очень спокойно: «Вставай, сын, что ты тут лежишь? Как же мы без тебя?» У меня слезы хлынули потоком.

Неизвестно, с каким запасом жизненных сил рождается человек. У кого-то такой ресурс, что он и сам справится с горем, и другим поможет. Но не все так могут и не всегда. У человека в один момент есть жизненные силы, а в другой — нет, и если тут еще на него обрушивается горе, то кажется, что уже не встать. И он не виноват.

Это, наверное, самое тяжелое — когда нет внутреннего ресурса. В таких случаях необходима внешняя поддержка, человеку важно слышать: «Я с тобой. Пока ты не можешь сам справиться, но ты сможешь потом, а сейчас мы будем все делать вместе». В самом деле, внешняя поддержка — как костыли. А потом силы к человеку приходят, и потихоньку все налаживается.

В классической психологии считается, что человек идет к специалисту, если у него возникает какая-то проблема — он пытается с ней справиться, но понимает, что ему это не по силам. На чрезвычайных ситуациях работают психологи не только МЧС, но и других ведомств, и у них именно такой классический подход: психологи занимают какое-то место, иногда даже его оборудуют, ставят стол, табличку и ждут, что люди придут к ним запрашивать помощь. И, как правило, остаются без работы.

Человек в шоке никогда не пойдет искать стол, где стоит табличка «психолог». Поэтому на чрезвычайных ситуациях у психологов МЧС подход противоположный — они сами идут к людям. И они идут, не представляясь: «Здравствуйте, я психолог, чем я вам могу помочь?» Они видят людей, которым помощь нужна, подходят к ним и начинают работать.

В медицине есть определение «медицинская сортировка»: легкораненые, тяжелораненые и раненые средней тяжести. В психологии нет такой сортировки, но есть понимание: какой человек в первую очередь нуждается в помощи и почему.

Например, при опознании погибших стоит бурно рыдающая женщина, а рядом абсолютно спокойно сидит другая — в странной позе с зажатыми руками и ногами, взгляд устремлен в одну точку. Если психологу МЧС надо выбрать, к какой из них подойти в первую очередь, кому оказать помощь и поддержку, он подойдет именно к той, которая сидит совершенно спокойно, никому не мешая.

Со стороны это выглядит странно, даже от коллег доводилось слышать вопросы: «Вы что сделали? Сидела спокойная, собранная женщина, а вы с ней поговорили, посидели рядом, подержали за руку, и она стала рыдать. Почему вы не подошли вон к той рыдающей женщине? Психолог же должен успокаивать!»