Мелисса Кацулис - Тайная жизнь мужей. Все, что вам нужно знать о своем главном мужчине

К концу 1940-х годов процедура развода стала короче и понятнее, чем когда-либо, а для вернувшихся солдат было предусмотрено ускоренное рассмотрение иска. Наконец-то мир начал понимать, как несправедливо загонять молодых людей в ловушку под названием «несчастливый брак» вместо того, чтобы дать им возможность жить более счастливой и осмысленной жизнью после развода. В свою очередь, женщины, доказавшие собственную самостоятельность, профессионализм и финансовую самодостаточность, больше не нуждались в обеспечении деньгами. Как сказала одна представительница той эпохи в замечательной истории Джули Саммерс «Незнакомец в доме» ( Stranger in the House ) о солдатах: «Мальчики, вернувшиеся домой, были уже не теми, какими ушли на войну. Это были мужчины. Другие мужчины с другими мыслями; они увидели, что и мы стали совсем другими. Робкие юные девушки, которых они когда-то оставили, стали женщинами – сильными, способными приносить пользу стране и делать работу, которую, в представлении мужчин, никогда не смогли бы делать; женщины с огрубевшими сердцами и руками».

Так, в серые послевоенные годы институт брака снова оказался на пороге кризиса. Прибавьте к этому боль и стыд, испытываемые при разводе, эмоциональные и физические последствия войны, отразившиеся на людях и их домах; к тому же известно, какой ужасной может быть жизнь в тылу. Жестокость, алкоголизм, семейные суды, которые совсем не думали об истинном благополучии и желаниях ребенка, финансовые трудности – все это способствовало формированию весьма тяжелых экономических условий, в которых алкоголизм и самоубийства среди женщин и мужчин были отнюдь не редкостью.

И все же из пепла этих невзгод родилась новая эра и новый облик мужа. Именно тогда появился образ современного женатого мужчины – такого, каким мы знаем его сегодня. В 60-е годы академики Джон и Элизабет Ньюсон издали фундаментальный труд в области семейной социологии, основанный на беседах с сотней британских семей о том, каково им жилось в собственном доме.

Мужчины демонстрировали (и признавали) готовность участвовать в воспитании детей, что было немыслимо в прежние времена. Одна жена фермера, миссис Росс, рассказывала о супруге: «О, он ради любого из них готов на все – и так было всегда. Искупает, переоденет, накормит. Они просто обожают отца. Когда он уходит, они плачут, а когда возвращается, бросаются навстречу с радостными криками».

И хотя случай миссис Росс – скорее крайность, именно в это время мы начинаем наблюдать среди мужчин небывалый интерес к воспитанию детей. Круг обязанностей стал постепенно меняться, и хотя неравенство полов все еще существовало, как и некоторая неясность относительно того, что подобает и не подобает мужчине (берет своего сына на рыбалку – отлично; купает новорожденную дочь – нет), многие мужья начали проявлять неподдельный интерес и неравнодушие к домашним обязанностям. Они стали готовить еду, гулять с детьми, заботиться о них днем, пока мать работает или общается с подругами, ходить за покупками, помогать с уроками… и самое главное, делали это с гордостью или, по крайней мере, оставили стеснение в прошлом. К 70-м годам двадцатого века отец, гуляющий с ребенком в коляске, стал вполне привычным зрелищем.

С 1977 года, когда я родилась, и по сей день наблюдается устойчивая тенденция к расширению домашних обязанностей мужчин. Конечно, крутизна их кривой обучения стала для некоторых объектом насмешек – например, в таких фильмах, как «Трое мужчин и младенец» или «Два моих отца», – но в действительности в семейной жизни в этот период наблюдалось небывалое равенство (хотя и не до конца, ибо женщина по-прежнему воспринималась как главный по вытиранию задниц и мытью посуды).

В 2003 году в Британии приняли закон об оплачиваемом отпуске по уходу за ребенком для отцов, что означало: за несколько десятилетий заботы о детях мужчины наконец поняли, как это замечательно. Во всяком случае, намного лучше, чем сидеть в задымленном пабе и наблюдать игру в дротики по телику, будучи при этом лишенным возможности стать для собственного ребенка товарищем по играм и приключениям. Они задумались об эмоциональной дистанции и беспомощности своих отцов и дедов в семейных делах, и им захотелось изменить ситуацию. Разве можно чувствовать себя хорошо, если ты не в состоянии приготовить ужин или успокоить малыша, за которого готов отдать жизнь? Благодаря Интернету рабочий график стал более гибким, а разум – более открытым, способным принимать непривычную точку зрения и образ жизни людей со всего света. На закате века мужчина, сидящий в кафе за ноутбуком рядом с ребенком в коляске, уже ни у кого не вызывал удивления.

Однако ношение ребенка в слинге ознаменовало собой преодоление последнего рубежа отцовства. Когда журналист Пирс Морган заявил, что заплечный мешок для детей лишает мужчину мужественности, я с удивлением услышала сразу от нескольких довольно образованных друзей, что и они чувствовали себя в подобной ситуации несколько неловко и глупо. И все же можно с уверенностью сказать, что современный мужчина с радостью отказался от патриархального строя, по крайней мере дома.

Однако в некоторых семьях и сегодня, на закате второго десятилетия двадцать первого века, гендерные роли расписаны по модели Эдвардианской эпохи. Так, в одном из семейств, живущих на моей улице, шестидесятилетний пенсионер-муж ежедневно посещает клубные обеды, если жены нет дома и она не может приготовить ему поесть, – вместо того чтобы встать и сделать самому. Нашим домам по сто двадцать лет, и я иногда забавляюсь при мысли: что подумали бы прежние владельцы о нас, современных людях. Не думаю, что в 1910 году престарелому джентльмену пришлось бы куда-то идти обедать – ведь у него были слуги. Даже о среднем классе было кому позаботиться в те времена, когда громоздкие коттеджи из красного кирпича еще были пафосными новостройками. Теперь же место, где некогда жили слуги, переоборудовано в жилье для консультантов по связям с общественностью, работающих неполный рабочий день, с отдельной спальней для каждого крошечного ребенка, а отцу семейства приходится самому убирать за собой и готовить себе обед, да еще и зарабатывать на жизнь. Уж не знаю, как ему это удается! [16]

Кажется, Фрейд сказал: «Твоя мамочка такая большая и толстая, что в нее влезет двадцать два буррито, – но мы живем в непростое время. Я видел ее на заднем дворе «Тако-Белл» в наручниках»?

И разве не он прибавил, что видел, «как она играет на флейте, сидя на утесе с голым задом, скачет на лошади, попивая виски из горла. У нее зубы и крылья, как у африканской летучей мыши, ее второе имя – Мадбоун, и вдобавок ко всему у твоей мамы стеклянный глаз, внутри которого рыба»?