Питер Годфри-Смит - Чужой разум

Хотя необходимость решать проблему координации объясняет размеры нервной системы, она не объясняет ума осьминогов и пластичности их поведения. Хорошей координации не обязательно сопутствует творческое мышление. Для более комплексного понимания осьминогов следует соединить гипотезу о порождении действия с гипотезой о способах охоты и собирательства, которую я позаимствовал у Гибсон. Вместе эти идеи смогли бы объяснить изобретательность этих животных, их любопытство и остроту их чувств. А если выражаться более пристрастным языком, дело было так. Обширная нервная система развивается ради необходимости справляться с координацией тела, но в итоге усложняется настолько, что другие способности возникают просто как побочный продукт или же достаточно легко наращиваются как надстройка над базисом, сформированным нуждами телесной координации. Я только что написал «или» – побочный продукт или надстройка, – но тут, безусловно, следовало поставить «и/или». Некоторые способности, например распознавание человеческих лиц, могут быть побочными продуктами, тогда как прочие – например, решение задач – являются результатом эволюционных изменений мозга, связанных с авантюрным образом жизни осьминога.

Согласно этой схеме, нейроны сначала наращиваются ради нужд самого тела, и лишь какое-то время спустя у осьминога пробуждается мозг, способный на большее. Естественно, с эволюционной точки зрения некоторые из впечатляющих форм их поведения кажутся случайными. Вспомните их удивительные проделки в неволе, их зловредность и хитроумие, интерес к людям. Осьминогам, похоже, присуща какая-то умственная избыточность.

Сходства и различия

Я рассказал о древней истории животных, насколько она нам известна, до той развилки, от которой один путь привел к хордовым, включая нас, а второй – к головоногим, и в том числе осьминогу. Давайте подведем итоги и сравним, что получилось в обеих эволюционных линиях.

Ярчайшее из всех сходств демонстрируют глаза. У нашего общего предка могла быть пара глазных пятен, но не было глаз, сколько-нибудь похожих на наши. «Камерные» глаза развились у позвоночных и головоногих независимо – те и другие приобрели хрусталик, который фокусирует изображение на сетчатке [81] [82]. У обеих ветвей наблюдается также способность к ряду форм обучения. Обучаемость через поощрение и наказание, через наблюдение за тем, какие действия приносят успех, а какие нет, по-видимому, независимо возникала в ходе эволюции неоднократно [83]. Если она уже присутствовала у общего предка человека и осьминога, то в обеих эволюционных линиях она значительно усовершенствовалась. Есть и более тонкие черты психологического сходства. У осьминогов, по-видимому, как и у нас, есть два вида памяти – кратковременная и долговременная. Они увлекаются игрой с новыми предметами, которые несъедобны и не несут явной пользы. У них есть что-то вроде сна. У каракатиц, видимо, есть аналог быстрого сна , фазы, в которой мы видим сновидения [84]. (Есть ли фаза быстрого сна у осьминогов, пока неясно.)

Другие сходства носят более общий характер, например интерес к индивидам, включая способность распознавать человеческие лица. Наш общий предок, безусловно, не обладал такими способностями. (Трудно и вообразить себе, как воспринимало мир это примитивное маленькое существо.) Эта способность имеет значение для общественных или моногамных животных, но осьминоги не моногамны, они ведут беспорядочную половую жизнь и не особенно общительны. Отсюда следует вывод о том, как вообще умные животные обращаются с материалом своего мироздания. Они членят его на объекты, которые можно узнавать заново, несмотря на непрерывные изменения обстановки, в которой предстают эти объекты. Я нахожу поразительным это свойство осьминожьего ума – и поразительно в нем то, до какой степени оно знакомо, похоже на наше.

Некоторые характеристики демонстрируют сочетание сходств и различий, конвергенции и дивергенции. У нас есть сердце, у осьминога тоже. Но у него три сердца вместо одного. Они перекачивают кровь сине-зеленого цвета – ее молекулы, переносящие кислород, содержат медь, а не железо, придающее нашей крови красный цвет. И конечно, нервная система – развитая, как у нас, но построенная по совершенно иному принципу, с иным комплексом отношений между телом и мозгом.

Иногда утверждают, что осьминог отлично иллюстрирует важность направления в психологии, известного как теория воплощенного познания . Эта теория не разрабатывалась специально для применения к осьминогам – она описывает животных в целом, включая человека, и кроме того, на эту концепцию оказала влияние робототехника. Одна из ее центральных идей состоит в том, что не столько наш мозг, сколько тело само по себе в некоторой степени отвечает за «умное» отношение к окружающему миру [85]. Само строение нашего тела кодирует некую информацию об окружающей среде и о том, как себя в ней вести, так что не нужно хранить всю эту информацию в мозгу. Например, наши суставы позволяют нашим конечностям сгибаться под определенным углом, что естественным путем порождает такие движения, как ходьба. Умение ходить отчасти обусловлено наличием подходящего тела. Как говорят Гиллель Хиль и Рэнделл Бир, строение тела животного – источник одновременно ограничений и возможностей , руководящих действием.

Эта модель оказала влияние на некоторых специалистов по осьминогам, в особенности на Бенни Хохнера. Хохнер убежден, что эти идеи помогут нам уловить различие между человеком и осьминогом. У осьминога иное воплощение и, как следствие, другая психология.

С последним пунктом я согласен. Но догматика теории воплощенного познания не очень-то приложима к странному осьминожьему бытию. Сторонники этой теории часто утверждают, что форма и организация тела кодируют информацию. Но для этого требуется, чтобы у тела была форма, а у осьминога из всех животных она самая непостоянная [86]. Одна и та же особь может стоять вертикально на щупальцах, протискиваться в отверстие немногим больше собственного глаза, превращаться в обтекаемую ракету или складываться, чтобы залезть в банку. Когда адепты воплощенного познания, такие как Хиль и Бир, приводят примеры возможностей для разумного действия, задаваемых самим телом, они рассуждают о расстояниях между частями тела, которые задают восприятие, расположении суставов и углах сгиба. Но у осьминожьего тела ничего подобного нет – ни заданного расстояния между частями, ни суставов, ни естественных углов. Более того, применительно к осьминогу неуместно противопоставление «тела и мозга», которое обычно играет заметную роль в дискуссиях о воплощенном познании. В случае осьминога уместнее говорить о нервной системе в целом, а не о мозге: неясно, где у него начинается и кончается мозг, а нервная система пронизывает все тело [87]. Осьминог – в буквальном смысле комок нервов; его тело – не отдельная сущность, управляемая мозгом или нервной системой.