Олег Цендровский - Между Ницше и Буддой [счастье, творчество и смысл жизни]

Другой человек не может и не должен быть тем главным, что делает нас счастливыми, что придает силы и смысл. Наоборот, здоровые отношения предполагают отрицание центральности партнера и наличие иных твердых точек опоры в виде внешних и внутренних созидательных целей. Они невозможны без самостоятельности и свободы всех в них вовлечённых. Если другой действительно занимает в нашей жизни первое место, это путь в никуда. Воцаряется патологическая и душная атмосфера, наводящая глубокую тоску или же создающая сильные трения; в любом случае это превращает человека в нечто слабое, хрупкое, а нередко и невыносимое.

Одним из самых известных примеров разрушительной любви к человеку без независимых творческих ориентиров является история Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, автора «Великого Гэтсби». Эрнест Хемингуэй в своей автобиографической книге «Праздник, который всегда с тобой», оставил о писателе и его супруге Зельде такие воспоминания:

«Зельда ревновала Скотта к его работе, и по мере того, как мы узнавали их ближе, всё вставало на свои места. Скотт твёрдо решал не ходить на ночные попойки, ежедневно заниматься гимнастикой и регулярно работать. Он начинал работать и едва втягивался, как Зельда принималась жаловаться, что ей скучно, и тащила его на очередную пьянку. Они ссорились, потом мирились, и он ходил со мной в дальние прогулки, чтобы оправиться от алкогольного отравления, и принимал твёрдое решение начать работать. И работа у него шла. А потом всё повторялось снова».

Как справедливо отмечал Хемингуэй, Фицджеральд при всем своем таланте оставил столь небольшое литературное наследие, поскольку его постоянно тянули в противоположную сторону. Зельда не просто стягивала на себя все время и творческие силы, она лишала Скотта всякого полноценного счастья через их реализацию. Одновременно она обкрадывала и саму себя: пустот в душе нельзя заполнить потреблением, в том числе паразитическим потреблением своих ближних.

В русской истории в схожей семейной драме оказался писатель, революционер и мыслитель Александр Герцен. Его опыт интересен особенно, так как в отличие от своего американского товарища по несчастью он долго и упорно этот опыт осмыслял. В 1834 г. в возрасте 22 лет Герцен был арестован и отправлен в ссылку за участие в кружке вольнодумцев. Там у него завязалась активная возвышенно-нежная переписка с двоюродной сестрой Натали, которая была младше его на пять лет. Длинные письма переросли в пылкую любовь, и Герцен пошел на романтический подвиг в духе популярных литературных образцов того времени: тайно выкрал ее из Москвы и увез во Владимир, где отбывал ссылку. Не теряя времени, они поженились, но реалии семейного уклада не поспевали за идеалом.

В жизни Натали не было иных смыслов и ценностей, кроме одухотворённой и всепоглощающей любви, о которой они экзальтированно рассуждали в своей трехлетней переписке. Герцену же ее было мало. Он горел желанием иметь историческое значение, оставить что-то после себя и поменять мир к лучшему: его живо интересовали философия, литература, общественная реформа России. Для Герцена было важно то, что он называл «деятельностью».

Натали, напротив, подобного пыла не только не разделяла, но и воспринимала как предательство и ревновала его к работе. В дневниках молодого революционера мы находим такое, довольно типичное для их истории, воспоминание: он решает встать утром пораньше, чтобы поработать, и садится за стол. Тотчас за своей спиной он обнаруживает Натали, которая принимается плакать, говоря, что он не обращает на нее внимания и ей, наверное, лучше бы умереть, дабы он нашёл себе другую.

С разными поворотами и перипетиями это продолжалось многие годы, и Герцен, пытаясь разобраться в причинах, в своих дневниках сформулировал первую, в сущности, феминистскую концепцию в России. Он справедливо заметил, что удушающая их обоих гиперболизированная жажда любви со стороны Натали вызвана отсутствием у нее иных центров притяжения. Это был не личный недостаток супруги, полагал он, а изъян общественного устройства того времени.

В России первой половины XIX в. женщина была женой и матерью, и ей было отказано в возможности общественного участия, в «деятельности» вообще, как Герцен понимал это слово. Он считал необходимым построение новой системы, основанной на равенстве полов (с некоторым даже уклоном в компенсирующее преобладание женских прав), которая бы создавала условия для высвобождения естественной созидательной энергии каждого и побуждала к этому.

Высший смысл романтических отношений, да и в общем-то почти всяких иных, состоит в со-радости и со-действии взаимному росту и процветанию. Необходимые для этого установки принадлежат не к сфере любви, как она расхожим образом понимается, а скорее к истинной дружбе и партнёрству – желание и умение понять, забота и уважение, готовность по-настоящему вкладывать свое время и душевные силы друг в друга. Для этого равно вредны и нарциссическая замкнутость людей на самих себе, и самозабвенное помешательство друг на друге. Последнее свидетельствует не о подлинности любви, но о всеохватной экзистенциальной пустоте и больше мешает, нежели помогает.

Страсть проникнута инстинктом собственничества («садизмом», в терминологии Фромма), жаждой завладеть человеком, его душой, телом и вниманием ради своих алчных потребностей. Именно такая хищная фиксация, а не любовь порождает конфликты, противоречия и душевные терзания. Об этом прекрасно написал Экзюпери в своей неоконченной «Цитадели»:

«Не смешивай любовь с жаждой завладеть, которая приносит столько мучений. Вопреки общепринятому мнению, любовь не причиняет мук. Мучает инстинкт собственности, а он противоположен любви».

Для того, что сущностно важно, для сорадости и содействия, нужны не пресловутое пламя привязанности, а конкретные формы поведения в столь же конкретных жизненных ситуациях. Требуется постоянство доброй воли во времени: она должна проявляться не стихийно и от случая к случаю, а быть сознательной целенаправленной установкой с обеих сторон. Построение отношений является творчеством в самом строгом смысле слова. Оно содержит в себе момент развития, накопительный потенциал и предполагает движение в сторону все большего взаимопонимания, доверия, гармонии, эмоциональной отдачи и конструктивности. Как и всякое творчество, оно требует знаний и навыков, внимания и сосредоточенных усилий – и здесь не преуспеть без предварительного понимания того, чего именно мы хотим добиться от своей социальной жизни.

Из-за отказа принимать отношения всерьёз и понять, что здесь есть, чему поучиться, мы склонны пускать эту сторону жизни своим собственным ходом и ожидать, что все сложится наилучшим образом. Но этого не случится. Так уж устроен мир, что если не принимать достаточных мер для поддержания и развития системы, она устремляется к распаду, в ней возобладает энтропия и судьба ее – преждевременная смерть. Без внимания здание ветшает и рушится, машина ржавеет, ум притупляется, мышцы хиреют и слабнут, а отношения деградируют. Люди крайне неохотно вкладывают что-то в окружающий мир и, как это часто бывает, в близких людей, когда дивиденды им не гарантированы или могут вообще быть не получены. Однако в долговременных отношениях, как и в любом творчестве, действует универсальный принцип: не вкладывая, не получаешь.