Олег Цендровский - Между Ницше и Буддой [счастье, творчество и смысл жизни]

Человечество, таким образом, часто ошибается дверью и обращается к столяру вместо ювелира (и наоборот) на том лишь основании, что оба, в сущности, работают руками. Тенденция сбивать ум, талант и успех в кучу наблюдается не только в столь возвышенных сферах, но и хорошо заметна во внимании, с которым человечество сегодня прислушивается к «экспертным» мнениям спортсменов и кинозвезд по вопросам науки, политики, экономики и философии. Вопреки народной мудрости, умный человек вовсе не умен во всем, так же как талантливый – не талантлив во всем.

Одним из первых титанов мысли, кто на своем горьком опыте узнал, что умен и талантлив он далеко не во всем, был Платон – блестящий мыслитель и ключевая фигура всей западной философии. Долгие годы вынашивая концепцию идеального государства, в возрасте 38–39 лет он по приглашению друга отправляется в Сиракузы, чтобы стать государственным деятелем, воспитателем и советником молодого правителя Дионисия Старшего.

Наконец-то, казалось бы, его светлый ум может быть применён на практике и начать строить новую реальность по прекрасным чертежам. Предприятие, однако, обернулось не просто провалом, а трагедией. За приблизительно год пребывания в Сиракузах Платон настолько надоел владыке, что по его приказу был выслан из Сицилии и продан в рабство (первоначальное распоряжение было убить его, но исполнитель не осмелился это сделать), из которого он потом был выкуплен учениками. Платон, впрочем, был не робкого десятка и не признал поражения: еще дважды он приезжал в Сиракузы (уже к Дионисию Младшему) с той же целью – и вновь абсолютно безуспешно, хотя и без столь драматических последствий.

Всякий индивид характеризуется комбинацией способностей, каждая из которых пребывает на определенной ступени развития и может быть усилена или подавлена. Движение это осуществляется в установленных природой рамках, определяющих наши физические, умственные и прочие возможности. Неизбежная ограниченность эта, впрочем, не должна слишком тяготить человека, ведь он, находясь далеко от пределов своих телесных способностей, в еще большей мере отдален от исчерпания потенциала собственного ума.

Подлинное основание глупости, с которой мы сталкиваемся каждодневно, кроется не в скупости природы, не одарившей людей достаточными вычислительными мощностями. Оно состоит в том, что человек отделен от своих высших возможностей, не привык и не умеет применять способность суждения активно и творчески. Вместо самостоятельного анализа и синтеза, составляющих естественное применение ума, на передний план выходит инертное мышление по образцу, через призму интернализированных стереотипов и алгоритмов.

Интеллект глупца можно сравнить с организмом, который вместо того чтобы деконструировать и творчески преобразовывать пищу в процессе самосозидания, пользовался бы ей в готовом виде – здесь он приклеивает лист салата, тут – ломтик бекона, а вот сюда хорошо поместится куриная ножка. Это монструозное, сюрреалистическое зрелище и есть внутренний мир недалекого индивида, заполненный непереваренными и потому чуждыми ему структурами.

У глупости, то есть отчуждения человека от здоровой способности суждения, есть две главные причины – внешняя и внутренняя. С одной стороны, социальная действительность не поощряет свободомыслия, поскольку состоит из множества акторов, действующих в собственных интересах и конкурирующих за власть над умами, а следовательно, и их поведением. Окружающий мир полон тех, кто не просто услужливо, но даже агрессивно-настойчиво готов думать вместо нас.

С самого детства и до последнего вздоха в нас непрерывно инсталлируются готовые образцы мышления и поведения, как бы отбивая всякую реальную потребность изобретать что-то самому – ведь все уже и так сказано, нет нужды изобретать велосипед. Если крупные властные формации хотят видеть в нас покупателя, рабочего, избирателя, солдата или верующего, то и отдельные индивиды всегда с большой готовностью упражняются в манипуляции, зароняя те или иные идеи и желания в своих ближних.

С другой стороны, мы столь легко поддаемся глупости, так как избегаем творческого дискомфорта, неотъемлемого от работы мысли. Когда физически неподготовленный человек начинает заниматься спортом, часто бывает так, что каждая тренировка оказывается для него мучительна, ибо любое преодоление собственных ограничений сопровождается стрессом, своего рода естественным выхлопом от двигателей внутреннего сгорания. По мере адаптации организма этот стресс хотя и не уходит вовсе, но идет на убыль и начинает приносить все меньше дискомфорта и больше радости, дополнительно умножаемой получаемыми результатами.

Интеллектуальные упражнения отличаются от физических тем, что если предаваться им всерьёз, мера вызываемого ими болезненного напряжения стократ выше, а порог адаптации расположен значительно дальше. Тем не менее и на этом поприще человек в конечном счете приближается к точке, в которой творческий дискомфорт работы мысли начинает приносить все больше удовлетворения – сложную форму счастья, пронизанного небольшими пульсирующими сгустками боли – как у альпиниста, покоряющего пик. Дойти до этой точки, встать на путь движения к ней, когда все вокруг заботливо уверяет, что в этом нет никакой нужды – задача непростая. Неудивительно тогда, что в мире, страдающем ожирением и немощью телесными, почти все поражены разными формами интеллектуальной дистрофии, ведь для борьбы с ней требуется много большее усилие.

Обрисовав природу и причины глупости, необходимо хотя бы бегло взглянуть на неотъемлемые от нее последствия и опознавательные признаки, присутствующие в разных людях в разной мере.

Так как мышление глупого человека осуществляется с помощью заглоченных цельными кусками идей, алгоритмов и стереотипов, он не обладает индивидуальностью в строгом смысле слова, его как такового еще нет и никогда не было. Отделенный от способности суждения своей инертностью и загруженным в него идеологическим экраном, он обладает внешним приоритетом детерминации – его внутренняя жизнь (а следовательно, и внешняя) является проекцией чуждых начал, подчинена не его собственным высшим интересам, а чьим-то другим.

Недоразвитость аналитических и синтетических способностей, привычка к внешней детерминации делают такого индивида легкой добычей любого агента влияния, диктатора или шарлатана – или же просто поплавком, гоняемым потоком повседневной жизни и приспосабливающимся к ее течению.