Юрий Антонян - Отрицание цивилизации: каннибализм, инцест, детоубийство, тоталитаризм

Лозунги большевиков о построении общества, в котором все будут равны, обладали в прошлом огромной притягательной силой, но теперь мало кого обманут, поскольку известно, что их практика не имела ничего общего с теорией. Действительные рабы большевизма в концентрационных лагерях и колхозах, равно как и другие полусвободные люди («немые» — по терминологии Гитлера), находились под полным господством высшей аристократии — партийно-государственной номенклатуры. Как и в фашистской Германии, существовал еще один довольно многочисленный и страшный слой — порода палачей, выполнявших карательные функции и обеспечивавших власть верхушки. Поэтому упрек в адрес большевиков, что-де замыслы у них были отличные, а вот средства для их реализации они, к сожалению, избрали аморальные, весьма наивен и не выдерживает никакой критики. Дело в том, что «строители коммунизма» сразу начали создавать строго дифференцированное общество, в котором были все перечисленные группы.

Кроме рабов ГУЛАГа и крепостных колхозников стали закабаляться и относительно свободные городские жители:

27 мая 1940 г. было принято постановление СНК СССР «О повышении роли мастера на заводах тяжелого машиностроения». Мастер превращался в надсмотрщика.

26 июня 1940 г. вышел новый указ «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». Рабочие и служащие оказались приписанными к месту работы.

10 июля 1940 г. появился указ «Об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции и за несоблюдение обязательных стандартов промышленными предприятиями». Указ предусматривал уголовные наказания.

19 октября 1940 г. принимается решение «О порядке обязательного перевода инженеров, техников, мастеров, служащих и квалифицированных рабочих с одних предприятий и учреждений в другие». Закабаление становилось еще более жестким и бесчеловечным.

Эти драконовские законы существенно дополнял ряд других, предусматривающих уголовную ответственность за мелкие хищения на производстве и в колхозах, за ненадлежащее обращение с техникой и ее повреждение (в колхозах еще за ненадлежащее обращение со скотом); в 1940 г. стали сажать за прогулы и опоздания на работу.

Подавление и упрощение личности, примитивизация общественной жизни в итоге создали то сообщество «Мы», которое изображено в одноименном романе Е. Замятина, сообщество, в котором живут, нет — функционируют не люди, а нумера: «Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера — сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди — государственный нумер каждого и каждой. И я — мы, четверо, — одна из бесчисленных волн в этом потоке. Слева от меня — 0–90, справа — два каких-то незнакомых нумера, женский и мужской».

Нумера, естественно, не имели имен и обладали скудным набором самых элементарных прав даже для удовлетворения физиологических потребностей, например правом «на сексуальный продукт». Поскольку любовь, как и другие чувства и эмоции, кроме тех, с помощью которых предписывалось воспевать Верховного правителя, Благодетеля, запрещалась, то для интимной близости нужно было лишь записаться на любого нумера, т. е. к нему (к ней) в постель. На такое посещение брался разовый талон, за использованием которого строго следили, но при этом возникала одна редкая возможность в таком обществе прозрачных стен — можно было опустить в комнате шторки.

Е. Замятин был исключительно точен: большевики, например, действительно создали общество прозрачных стен. Это достигалось преобладанием коммунальных квартир и общежитий, причем случалось, что в одной комнате жили две-три семьи, даже не связанные никакими родственными узами; установлением уголовной ответственности за добровольные гомосексуальные акты; отсутствием свидетельского иммунитета — каждый должен был доносить на каждого, даже мать на родного сына, и вообще процветало всеобщее доносительство, действовала широчайшая сеть доносчиков; обсуждением «аморальных» поступков в коллективах и т. д. Причем давление и воспитание были такими, что множество нумеров доносили с удовольствием.

Разумеется, управлять идентичными друг другу нумерами в таком безжизненном обществе одинаковой простейшей пищи и одежды, строжайшей, неукоснительной дисциплины — одно удовольствие. Однако не совсем ясно, как добиться того, чтобы появлялись не люди, а не отличающиеся друг от друга нумера. Ответ можно получить в романе-антиутопии одного очень ироничного англичанина О. Хаксли, «О дивный новый мир». Совет прост: эти существа можно выращивать в бутылях, программируя вместе с тем и их будущую общественную дифференциацию, т. е. вхождение в заранее предопределенные социальные группы.

Строя и укрепляя примитивное общество, нацисты и большевики проделывали это под толстым одеялом демагогии и обмана. И те, и другие стремились к строю, в котором отношения между социальными группами и отдельными людьми представлялись в сугубо черно-белом цвете. Подобное мировосприятие очень точно выразил известный «пролетарский» поэт в словах: «Тот, кто поет не с нами, тот против нас». Нацистами и большевиками сразу же после прихода к власти было «упрощено» государство, т. е. заменено, по существу, партией. Была проведена также примитивизация права, закона, правосудия, что не могло немедленно не обернуться кровавым произволом и неограниченным беззаконием. Вот несколько весьма показательных высказываний Гитлера о праве, юриспруденции и юристах, записанные Г. Пикером в его «Застольных разговорах Гитлера»: «Он обратил внимание, что завещание… только тогда имеет силу, если подпись под ним заверена нотариусом. Подписи германского рейхсканцлера вкупе с имперской печатью, оказывается, нет веры, если отсутствует подпись нотариуса. Ни один разумный человек этого не поймет! Ни один разумный человек не в состоянии понять правовых учений, которые напридумывали юристы — не в последнюю очередь под влиянием евреев. В конце концов, вся нынешняя правовая наука — это лишь систематизация знаний о том, как перекладывать ответственность на другого. Он поэтому сделает все, чтобы подвергнуть всевозможному презрению изучение права, т. е. изучение всех этих правовых воззрений».

«Ему (Гитлеру — Ю. А.) нужны судьи, которые твердо убеждены в том, что право — это не отстаивание интересов личности от посягательства государства, но в первую очередь забота о том, чтобы Германия не погибла… Если раньше актеров хоронили только на живодерне, то нынче именно юристы заслуживают того, чтобы их там хоронили. Нет никого ближе юристу, чем преступник, а если учесть, что оба — космополиты, то между ними просто нет разницы… Ныне он со всей откровенностью заявляет, что для него любой юрист или от природы неполноценен, или со временем станет таковым».