Патриция Черчленд - Совесть. Происхождение нравственной интуиции

Жизнь среди себе подобных, как правило, повышает шансы на выживание и благополучие. Можно делиться едой и прижиматься друг к другу, чтобы согреться; можно организовывать совместные охотничьи вылазки или защищаться от захватчиков. Можно делить обязанности и нарабатывать разные навыки — кто-то будет пасти коз, а кто-то ковать полезные орудия из железа. И хотя непредсказуемость погоды, нехватка пищи, эпидемии болезней способны привести к истреблению сообщества, выручает человеческая изобретательность. Можно строить лодки, изобретать орудия, приручать животных. Массовую гибель от инфекционных болезней вроде оспы и полиомиелита удалось пресечь благодаря прививкам. Прививки — это результат социального объединения людей, когда ценится правда, накапливаются знания и преобладает сотрудничество.

Несмотря на многочисленные выгоды социальности, наш социальный мир, в более широком смысле, порой сводит на нет возможности для процветания. Войны выжигают землю, унося жизни и калеча судьбы. Нередко, как показывает история, одни люди порабощают других. В процветающем, казалось бы, обществе коррупция может подрывать доверие, разрушая тем самым устои, на которых держится сотрудничество. В результате развязываются гражданские войны, и брат на брата идет войной.

Социальность побуждает нас заботиться о других, но правда и то, что мы подвержены ненависти. Нам свойственно упиваться отвращением к тем, кого мы считаем чужаками. Мы склонны черпать силы в ненависти. Когда в жизни все идет вкривь и вкось, нам придает сил ненависть к людям и обстоятельствам, которых мы виним в своих неудачах. Неприятие тех, кого мы считаем чужими, может укреплять узы, связывающие нас со своими, что само по себе поднимает наш дух. Когда мы уверяем друг друга в своем превосходстве над жалкими ничтожествами из ненавистной группы, наша самооценка взлетает до небес. Подростковые банды готовы крушить и уничтожать просто потехи ради: осквернить церковь, поджечь сарай у старухи, отшвартовать и пустить по воле волн чужую яхту — уж что-что, а сеять хаос мы умеем.

Но если не говорить о крайностях, то почему нами движут социальные мотивы? В отличие от ящериц, мы привязаны к родным и друзьям. Нам хочется общаться с ними, мы скучаем и тоскуем по ним в разлуке. Нас волнует, любят ли они нас. Мы работаем над совместными проектами и помогаем друг другу решать проблемы. Бывают обстоятельства, когда мы готовы в лепешку разбиться, чтобы выручить постороннего человека. Что именно в мозге млекопитающих делает нас такими, какие мы есть? Ведь вряд ли кто-то видел, чтобы черепаха приходила на помощь ящерице, зато собака, пригревшая бездомного котенка, никого не удивит [20] «Adorable Friendship of a Shepherd Dog & an Owl», YouTube, September 30, 2015, https://www.youtube.com/watch?v=weL3N3W8VPg . .

Первое, что приходит на ум: мозг наших млекопитающих предков был приспособлен к социальному взаимодействию. Для этого эволюции пришлось проделать свой любимый фокус — переориентировать уже имеющуюся функцию на что-то новое, дающее преимущество в борьбе за существование. Ряд генов меняется или дуплицируется, в результате прежняя функция получает новый облик и новое применение. В ходе эволюции мозга млекопитающих ощущения удовольствия и боли, необходимые для собственного выживания, были дополнены и переориентированы так, чтобы поощрять аффилиативное поведение. Любовь к себе распространилась на близкую, но новую область — любовь к ближнему. Если эволюция благоприятствовала социальности у млекопитающих, в чем конкретно заключалось преимущество и какие именно ближние были важны? Ответ на самом деле не так уж очевиден, и подступаться к нему придется окольными путями.

Первый и основной пункт, касающийся эволюционных преимуществ социальности, заключается в том, что прежде всего от нее выигрывают детеныши. Почему? Потому что новорожденные млекопитающие еще недостаточно зрелы и самостоятельны и без заботы несомненно погибнут. Черепашата, едва вылупившись из яйца, тотчас выкапываются из песка, ползут к воде и начинают искать пищу. Родителей рядом нет, да они и не нужны. Крысята, в отличие от детенышей черепахи, рождаются глухими, слепыми и голыми, согревающей их шерстью они обрастут позже. Кожа у них тонкая до полупрозрачности, сквозь нее просвечивают внутренности. Что касается поиска пищи, врожденных рефлексов у крысят хватает только на то, чтобы потыкаться вокруг, найти теплый бугорок и присосаться к нему. Если повезет, в нем окажется молоко.

В результате эволюции все млекопитающие и птицы, чьи детеныши рождаются беспомощными, должны обеспечивать заботу о потомстве. Добровольно ни одно животное на это трудоемкое и ответственное дело не пойдет, поэтому потребовались механизмы адаптации, побуждающие их заботиться о потомстве. И кто же единственная самая подходящая кандидатура на роль няньки для новорожденного? Мать [21] Sarah Blaffer Hrdy, Mother Nature (New York: Ballantine, 1999). . В отличие от какой-нибудь игуаны, которая, отложив яйца, к моменту появления детенышей на свет будет уже далеко, млекопитающая мать по определению окажется рядом с теми, кого только что родила. Отца может давно и след простыть, разве что другие генетические изменения у данного вида не заставляют родителей образовывать устойчивые пары. Но это отдельная история. Помимо телесных модификаций (появление матки, плаценты и высокопитательного молока) в головном мозге млекопитающих произошли изменения в нейронных связях, чтобы гарантировать заботу матери о беспомощных новорожденных.

Всем животным необходима базовая сеть, настроенная на самосохранение, иначе они бы не доживали до собственного размножения. В ходе эволюции мозга млекопитающих понятие я расширилось и стало включать мои дети . Точно так же как взрослая крыса заботится о том, чтобы прокормить, согреть и обезопасить себя, она старается обеспечить пищу, тепло и безопасность своим детенышам. Гены строят мозг, и новые гены млекопитающих конструировали мозг так, чтобы мать испытывала дискомфорт и беспокойство, когда ее детенышей не оказывалось рядом, например их утащили из гнезда. И наоборот, их присутствие поблизости, в тепле и безопасности, воспринималось как покой. Теперь мозг млекопитающих испытывал удовольствие, когда детеныши под боком, а детенышам было приятно прижаться к матери.

Физическая боль — сигнал «защити себя». Болевой сигнал ведет к корректировке поведения, организуемой нейронной сетью самосохранения. У млекопитающих система болевых сигналов расширена и модифицирована так, чтобы особь защищала не только себя, но и детенышей. Помимо нейронных путей, определяющих вид боли и местонахождение раздражителя, имеются пути, ответственные за эмоциональную боль, связанные главным образом с корой головного мозга, но, кроме того, и с более древними подкорковыми структурами. Определенная область коры, называемая островком, отслеживает физиологическое состояние всего организма. Когда нас ласково и с любовью гладят, эта область посылает сигналы «безопасности» («у меня все замечательно»). Подобное поглаживание называется аффективным прикосновением. Маленький ребенок реагирует на ласковое прикосновение точно так же: «все замечательно, я в безопасности, меня кормят». Чем сильнее сигналы безопасности, тем слабее сигналы бдительности, которые контролируются гормонами стресса [22] N. I. Eisenberger, «The Pain of Social Disconnection: Examining the Shared Neural Underpinnings of Physical and Social Pain», Nature Reviews Neuroscience 13 (2012): 421–34. . При отсутствии тревожных сигналов им на смену приходят мир и покой. Эти социальные чувства лежат в основе привязанности, и связь между матерью и прижавшимся к ней ребенком постепенно укрепляется.