Михаил Хенкин - Золотой ключик инфосторителлинга

Вот так, «поцеловав» дверной замок раза три, а то и четыре, я решил больше Вараксину не звонить и к нему не ходить.

Что же делать?

Я отбросил то, что у меня уже было, и написал совсем другую статью. Описал, как выглядели попытки встретиться и побеседовать с «генеральным заводским строителем».

Получились почти что собственные «хождения по мукам». Я ничего не придумывал. Очень детально изобразил все наши телефонные разговоры, закрытую дверь, его извинения, обещания «в следующий раз непременно быть» и прочие, и прочие подробности.

Выглядело все это довольно забавно. Тема статьи получилась простая: если ты строитель, то будь добр, строй. Не хватало только концовки. Как закончить?

Порылся в редакционных книжках и в руки мне попался сборничек стихов Маяковского.

Мы хорошо знаем его знаменитое: «Если тебе комсомолец имя…», но у него были в этом стихотворении и другие строки: «Если тебе “корова” имя, у тебя должно быть молоко и вымя».

Эти строки про корову я вмонтировал в текст, связав с профессией строителя. Мол, каждый должен заниматься своим делом, вот даже великий поэт написал, что… — и т. д.

Статья была опубликована. Пошла какая-то волна, но я не вникал в события, пока не встретил начальника сборочного цеха Петра Яковлевича Пушкарева, человека очень резкого, острого на язык. Он мог осадить кого угодно. Рабочие его любили.

Петр Яковлевич догнал меня после работы у проходной.

— Слушай, — говорит, — здорово ты этого Вараксина пропечатал!

— А что такое? — не понял я.

— Так весь завод теперь ищет, где у Вараксина вымя!

После этого случая Вараксин стал далеко обходить нашу редакцию.

Строительство котельной было все-таки закончено. Через какое-то время Вараксин ушел с завода. Думаю, что статья здесь тоже сыграла свою роль.

Часть вторая.

Волшебный сундучок

Глава 6. «Кирпичики» повествования, или Денежный мираж сверловщика Вавилина

•§•

Название главы говорит само за себя. Это действительно «кирпичики», на которых можно построить интересный рассказ.

У меня не получался очерк.

Такое бывает.

От публикации очерка многое зависело. Моя дальнейшая карьера, статус и пр. и пр. И потом, когда за тобой уже закрепилась некоторая деловая репутация, обидно и страшно упасть ниже установленной планки.

Мужики на предприятии, где я тогда работал корреспондентом многотиражки, уже знали, куда я перехожу, уважительно кивали и говорили:

— Ну, ты давай, не подведи. Помни, за тобой завод!

И вот теперь как будто лампочка погасла — не пишется.

Требовался внятный рассказ о том, как в жизни оплачивается труд рабочих. Это был мой экзаменационный материал для окончательного закрепления в штате очень известного экономического журнала.

В редакции журнала мне выдали диктофон. В то время диктофоны были в диковинку. Пальчиковых батареек не было вовсе.

Так вот, диктофон у меня был «Вега». Работал он плохо. Надо было его подкладывать прямо к носу собеседника, чтобы что-нибудь записать. Причем батарейки были старые.

Сейчас смешно об этом вспоминать, а тогда было не до шуток.

Например, один из заводских руководителей много чего мне поведал сокровенного, но запись не получилась.

Прихожу домой, включаю свою машинку, а оттуда только шипение. Представляете мой стресс? Очерк-то уже пора сдавать.

В общем, прошел всю производственную лестницу. От высших управленцев до рабочих. Побеседовал с каждым, собрал немало любопытных фактов.

Расшифровал.

Сел писать и забуксовал. По отдельности каждый текст очень показателен, спору нет. Хоть сейчас ставь в номер в виде интервью, авторских статей, писем. А вместе они не связываются. Очерк не получается. Чего-то не хватает.

Пригласил меня к себе Юрий Петрович, заместитель главного редактора того самого журнала, и спрашивает:

— Как у тебя дела с очерком? Ты бы мне показал.

— А я еще не написал.

— Показывай то, что есть.

— У меня черновики.

— Показывай черновики.

Я привез ему то, что у меня было, вместе с расшифровками. Он читал, по-моему, день, а потом позвонил и говорит: «Приезжай после работы, поговорим».

Я приехал. Запомнил, что у него над креслом висел большой плакат: «СПОКОЙНО!». Видно, обстановка в редакции была нервозная.

Юрий Петрович постоянно вскакивал со своего места, подбегал к шкафу, выхватывал откуда-то сверху орешек, расщелкивал и опять усаживался за стол в свое кресло. Был он маленький и хромал.

— Миша, — говорит, — мне твой очерк не понравился.

— Почему? — спрашиваю.

— А ты стесняешься.

— Да нет, Юрий Петрович, — говорю, — я не стесняюсь. Да и чего мне стесняться? Я семь лет проработал в заводской газете. Все прошел.

— Не спорь со мной, — говорит Юрий Петрович, — ты стесняешься, и это так же верно, как ношение бороды есть признак шизоидности у мужчины.

И он машинально погладил свою бороду, а я — свою. Я тогда носил бороду.

— Почему все-таки вы решили, что я стесняюсь?

— А ты пишешь от третьего лица, от какого-то журналиста, а это плохо; это первый признак, что автор стесняется. Надо вести рассказ от себя, своего «я».

— Это я знаю, — говорю, — не первый раз замужем, но у меня материал не складывается.

— У тебя интересные факты, — говорит Юрий Петрович, — ты же производство хорошо знаешь, на заводе свой человек. Придумай «кирпичик».

— Какой еще «кирпичик»?

— Допустим, ты заходишь в курилку и случайно слышишь, как спорят два человека — толстый и тонкий. И спорят они о какой-то заготовке, которую срочно надо сдавать. И ты проявляешь к этому интерес и начинаешь разбираться в сути их спора. И пошло-поехало. Заготовка и есть тот самый «кирпичик», на котором ты построишь весь свой очерк. Ну, ты понимаешь?

В моем мозгу как будто искра проскочила. Действительно. Вот оно! Как все просто! Спор и расследование сути спора!

Я поехал домой и стал писать. Появились характеры, интриги, конфликты. Текст из разрозненных кусков преображался на глазах, превращался в стройную систему; каждая реплика, каждая цифра теперь била в одну точку.

Причиной всех столкновений и раздоров стало приспособление, которое придумал Василий Иванович Вавилин, станочник-универсал, рабочий с огромным стажем, умница, душевный человек, настоящий Кулибин.

Производительность труда от применения его нововведения возрастала в 10 раз. Однако ничего, кроме огорчений, изобретателю его придумка не принесла.

Зарплата у Василия Ивановича осталась прежней, вдобавок испортились отношения в бригаде.

Он разругался с начальником цеха.

На него начали наезжать технологи и специалисты Отдела труда и зарплаты.

Вот так простая железяка ожила и обрела достаточно склочный характер, рассорив и разделив на части большой коллектив.