Ева Иллуз - Почему любовь ранит? Социологическое объяснение

Характер отражал внутренний мир, который воплощал мир общественных ценностей. В этой связи, хотя оценка чьего-либо характера представляла собой индивидуальный акт, она также являлась и публичным актом, разделяемым и одобряемым конкретными людьми.

Индивидуализация критериев выбора партнера и его отрыв от нравственных устоев общества иллюстрируется появлением и преобладанием двух критериев оценки потенциального партнера: эмоциональной близости и психологической совместимости, с одной стороны, и сексуальности — с другой. Понятие «эмоциональная близость» отличается от любви, основанной на оценке нравственных качеств, поскольку ее цель состоит в том, чтобы сделать совместимыми два уникальных, существенно отличающихся и сложных психологических склада личности. «Сексуальная привлекательность», «сексуальная желанность» или «чувственность» отражают культурный акцент на сексуальность и физическую привлекательность как таковые, оторванные от мира нравственных ценностей.

История полна примеров могущества эротической привлекательности и важности красоты для того, чтобы вызвать любовь. Однако, хотя сексуальность, по всей вероятности, подразумевалась на протяжении всей истории как составляющая привлекательности и любви, ее использование в качестве четко выраженной, всепроникающей и законной культурной категории и в качестве критерия оценки по существу является современным, поскольку оно подкрепляется обширной экономической и культурной организацией, систематизирующей сексуальное обаяние и чувственность. Как культурная категория сексуальность отличается от красоты. Женщины среднего класса XIX в. считались привлекательными благодаря своей красоте , а не тому, что мы назвали бы сегодня сексуальной привлекательностью. Красота рассматривалась как физический и духовный атрибут [90] Как пишет Кьеркегор: «Несмотря на то, что любовь по существу основана на чувственном, она, тем не менее, благородна в силу осознания вечности, которую она воплощает». См.: Kierkegaard S. Either / Or. Princeton: Princeton University Press,1944 [1843]. P. 21. . (Вот почему Роберт Браунинг мог влюбиться в Элизабет Барретт, которая была инвалидом, именно потому, что он мог соотнести ее внешность с внутренней красотой. Ее инвалидность, казалось, не представляла особой проблемы в его рассказе о своей любви к ней [91] См.: Маркус Дж. Отважиться и совершить: Брак Элизабет Барретт и Роберта Браунинга. NY: Knopf, 1995 [ Markus J. Dared and Done: The Marriage of Elizabeth Barrett and Robert Browning. New York: Knopf, 1995]. .) Сексуальная привлекательность как таковая не являлась обоснованным критерием для выбора партнера и в этом отношении представляет собой новый критерий оценки [92] Раннее обсуждение роли красоты в любви см. в диалоге Платона «Пир» (Symposium). Однако речь там шла в основном о красоте мальчиков, а не о красоте как об определяющем факторе брака. , не имеющий отношения ни к красоте, ни к нравственному облику, или, скорее, критерий, в котором характер и психологические особенности, в конечном счете, подпадают под сексуальность. Сексуальность отражает тот факт, что в современном мире гендерная идентичность, особенно женская, преобразовалась в сексуальную идентичность, т. е. в набор сознательно манипулируемых телесных и языковых кодексов и принципов (искусство одеваться, например), направленных на то, чтобы вызвать сексуальное желание у другого. Сексуальность в свою очередь стала независимым и решающим критерием при выборе партнера. Это преобразование возникло в результате сочетания культа потребления и растущей нормативной легитимации сексуальности благодаря психологическим и феминистским культурным мировоззрениям.

Несомненно, наряду с феминистскими и богемными притязаниями на сексуальную свободу, потребительская культура является наиболее значимой культурной силой, способствовавшей сексуализации женщин, а затем и мужчин. Джон д’Эмилио и Эстель Фридман, писавшие о 1920-х гг., утверждают, что «американский капитализм больше не был так настойчив в требовании соблюдения профессиональной этики и аскетизма, чтобы накопить капитал для строительства промышленной инфраструктуры. Вместо этого руководители корпораций нуждались в потребителях… Этика, поощрявшая покупку потребительских товаров, также способствовала благосклонному отношению к наслаждению, самовознаграждению и личному удовлетворению, и эта точка зрения легко переместилась в область секса» [93] Д’Эмилио Дж., Фридман Э. Интимные вопросы: История сексуальности в Америке. NY: Harper and Row, 1988. С. 291 [ D’Emilio J., Freedman E. Intimate Matters: A History of Sexuality in America. New York: Harper and Row, 1988. P. 291]. . Культура потребления поставила желание в центр субъективности, и сексуальность стала своего рода обобщенной метафорой желания.

История косметики является ярким свидетельством этого процесса. В XIX в. понятия о красоте проводили четкое разделение между управляемой внешними источниками непостоянной и меняющейся в угоду моде и косметике красотой и тем, что тогда называлось «нравственной красотой», которая считается непреходящим и внутренним качеством [94] Пеисс К. О красоте… и об истории бизнеса. London: Routledge, 2001. С. 10 [ Peiss K. On Beauty… and the History of Business. London: Routledge, 2001. P. 10]. . Таким образом, понятия о красоте XIX в. не содержали прямого указания на секс или сексуальность. Как раз наоборот, красота имела значение лишь в том случае, когда она отражала характер. Викторианская мораль с подозрением относилась к косметике, поскольку считала ее неправомерной заменой настоящей внутренней, нравственной красоты. В начале XX в., однако, парфюмерия, декоративная косметика, разнообразные присыпки и пудры, косметические товары и кремы заполонили развивающиеся рынки потребления, и в попытке продвижения этих товаров рекламодатели отделили красоту от морального облика. «Освобожденные из викторианского подземелья, накрашенные красотки теперь гордо шествовали по вымышленным мирам рекламодателей. Они плавали, загорали, танцевали и катались на автомобилях, создавая образ здоровой, спортивной и жизнерадостной женщины» [95] Пеисс К. Надежда в стеклянной баночке: Создание американской косметологии. NY: Henry Holt, 1998. С. 142 [ Peiss K. Hope in a Jar: The Making of America’s Beauty Culture. New York: Henry Holt, 1998. P. 142]. .

Следуя системе управления, которая разрабатывала новые методы упаковки и распределения товаров, косметическая промышленность популяризировала тело как эстетический объект, оторванный от нравственных определений личности. Этот процесс был ускорен и обобщен во всех социальных классах, поскольку косметическая индустрия сотрудничала с индустрией моды и кино [96] Например, в косметической промышленности Max Factor рекламирует свою продукцию с помощью кинозвезд. «Во всех рекламных объявлениях [для Max Factor] принимают активное участие кинозвезды, создается впечатление, что их отзывы согласовывались с крупными студиями, требовавшими от них поддержки Max Factor.» См.: Там же. С. 126. . Индустрия косметики и индустрия моды стали еще более мощными, получив одобрение индустрии кино, модельного и рекламного бизнеса, благодаря которым усилилось их влияние [97] «Киностудии заключали соглашения с производителями одежды, чтобы привлечь внимание к новым стилям. Если платье пользовалось особым вниманием у поклонников — как то, которое носила Бетт Дэвис в Картине „Летти Линтон“, — его быстро изготавливали и продавали в универмагах по общедоступным ценам». См.: Пеисс К. О красоте… и об истории бизнеса. London: Routledge, 2001. С. 13 [ Peiss K. On Beauty… and the History of Business. London: Routledge, 2001. P. 13]. . Киностудии, женские журналы, рекламные проспекты и рекламные щиты выполняли функции популяризаторов, кодификаторов и усилителей новых способов привлечения внимания к лицу и телу, а также способов эротизации природы человека. Женщины были включены в потребительскую культуру как яркие сексуальные агенты благодаря идеалу сексуализированной красоты, который активно пропагандировался объединенными секторами экономики, призывавшими к формированию личности на основе эротизма. Новый культ красоты в женских журналах и фильмах «явно связывал макияж и сексуальную привлекательность» [98] Пеисс К. Надежда в стеклянной баночке: Создание американской косметологии. NY: Henry Holt, 1998. С. 249 [ Peiss K. Hope in a Jar: The Making of America’s Beauty Culture. New York: Henry Holt, 1998. P. 249]. в единое целое, переплетая косметику, женственность, потребление и эротизм [99] Там же. С. 114. . Иными словами, целый ряд новых отраслей промышленности способствовал продвижению и признанию законной сексуализации женщин, а затем и мужчин. Тело воспринималось чувственным, активно ищущим чувственного удовлетворения, наслаждения и сексуальных отношений. Такой поиск чувственного удовлетворения способствовал сексуализации тела: тело могло и должно пробуждать сексуальность и эротизм, разжигать эти чувства в другом и выражать их. Таким образом, создание эротизированных женских тел во всех социальных классах стало одним из самых значительных достижений потребительской культуры начала XX в.